Петр Калнышевский, кошевой атаман запорожского казачества. Св
Кому-то показался удивительным факт канонизации Петра Калнышевского, «последнего кошевого атамана Войска Запорожского» Украинской Православной Церковью Московского Патриархата. Мол, раскольники-филаретовцы сделали из атамана безвинного страдальца, «канонизировав» его в 2008, а нам и негоже двигаться по трясинам кравчучко-ющенковсго проекта. Сразу заметим, - раскольники не совершили, а лишь имитировали канонизацию. Их «церковь» (по сути, полукриминальная группировка) не может совершать таинств, освящений, канонизаций по причине своей раскольнической безблагодатности. Им под силу лишь пародировать, вытворять - по сути - клоунские кощунства. В данном случае это не сложно показать.
Но вначале скажем о канонизации атамана в УПЦ Московского Патриархата. Прославлению в лике местночтимых святых Запорожской епархии Петра Калнышевского (1691-1803) предшествовала, как и должно, многосторонняя подготовительная работа. В результате священный синод УПЦ МП 23 декабря 2014 года рассмотрел рапорт архиепископа Херсонского и Таврического Иоанна, председателя Синодальной комиссии по канонизации святых, о причислении к лику местночтимых святых Запорожской епархии последнего кошевого атамана Запорожской Сечи Петра Калнышевского. Местночтимые святые - святые, канонизированные в отдельных епархиях, не имеющие общецерковного почитания, иногда временно не имеющие. Таковыми в своё время были даже Киево-Печерские святые, а в недавнее время Оптинские старцы, святитель Пётр Могила и др. В Журнале заседания Синода сказано: «Рассмотрев житие, труды, подвиги и учитывая народное почитание Петра Калнышевского -
ПОСТАНОВИЛИ:
Благословить местное прославление и почитание в пределах Запорожской епархии Петра Калнышевского.
Утвердить иконописное изображение Святого.
Утвердить представленные проекты тропаря, кондака и молитвы Святому.
Память праведного Петра Калнышевского совершать 31 октября / 13 ноября (старый / новый стиль), в день его преставления».
Слов об утверждении жития святого в постановлении нет. Очевидно, оно должно быть составлено с учётом всех современных научно-обоснованных исторических данных.
Церковное прославление праведного Петра Калнышевского состоялось 13 ноября 2015 года в Покровском архиерейском соборе города Запорожье во время Божественной Литургии, которую возглавил предстоятель УПЦ Блаженнейший Митрополит Киевский и всея Украины Онуфрий, в сослужении епископата и духовенство УПЦ МП.
В своей проповеди митрополии Онуфрий сказал о смысле произошедшего:
Братия и сестры! Сегодня мы совершили прославление святого праведного Петра Калнышевского, который за свое благочестие, за те чудеса, которые он совершил и совершает, за тот подвиг терпения и любви к Богу, которые он показал в своей жизни, причислен к лику святых. Святой Петр провел 25 лет в заключении и вышел оттуда, наполненный благодатью Божьей. Он назвал это место родным для себя, не захотел его оставить и провел остаток своей жизни в той обители, которая сначала была для него темницей, а потом стала раем духовным. Это пример того, если человек живет с Богом, как можно соединить в себе разумную гармонию и служение, и благочестие и любовь к Богу».
Предстоятель отметил труды архиепископа Запорожского и Мелитопольского Луки по подготовке прославления святого:
Я знаю, что владыка Лука много совершил подвигов и трудов. Он ездил на Соловки, писал в разные инстанции, пока добились того, чтобы мощи святого Петра были обретены. Частица мощей находится сегодня в этом кафедральном соборе...»
Дню прославления предшествовала серьёзная работа - не только административная, но и научная, поисково-археологическая, исследовательская. Всё вместе это и позволило совершить чин прославления святого в соответствии с церковными канонами. Время покажет, будет ли утверждено общецерковное прославление праведного Петра Калнышевского.
Здесь мы не будем говорить о жизни и судьбе Калнышевского до Соловков, лишь заметим, что конкретное преступление, из-за которого атаман, прежде верно служивший престолу и награждённый Екатериной II золотом и бриллиантами, был сурово покаран, не вполне уяснена. «Разгон» Запорожской Сечи как воинской структуры, утратившей своё значение, разумеется, ни причиной, ни поводом не являлся: Калнышевский ни в коей мере не воспрепятствовал событиям 4 июня 1775 года на Сечи. Из докладной Григория Потемкина императрице Екатериной II следует, что причина репрессии состоит в том, верноподданные императрицы «сносили буйство бывших запорожцев... претерпев убытков более нежели на 200000 рублей». Потёмкин констатирует, что за «вероломное буйство», доказательства которому были тогда очевидны, Калнышевский и двое его приближённых «по всем гражданским и политическим законам заслужили, по всей справедливости, смертную казнь». При этом Потёмкин испрашивает у императрицы повеления «объявить милосердное избавление их от заслуживаемого ими наказания», заменив смертную казнь «на вечное содержание в монастыри». Таким образом, Григорий Потёмкин, который симпатизировал Калнышевскому, спас бывшего атамана от казни. Потёмкин предложил определить кошевого в Соловецкий монастырь, выделяя на его содержание «по рублю в день», то есть по 365 рублей в год. Заметим, содержание монахов обходилось казне в ту пору по 9 рублей в год. На докладную Потёмкина императрица Екатерина II наложила резолюцию: «Быть по сему». 14 мая 1776 года Царское Село».
Из Москвы в Соловецкий монастырь Калнышевский был отправлен 25 июня 1776 года. Его сопровождал конвой и обоз из девяти (!) подвод. Запись о его первой исповеди в Соловецком монастыре сделана 29 июля 1776 года.
Помилован Пётр Калнышевский в 1801 году указом Александра I. Из монастыря уезжать отказался.
В Соловецком монастыре сохранилась могильная плита, бывшая до разорения 1930-х на лучшем участке монастырского кладбища, вблизи могилы Авраамия Палицына, знаменитого писателя, келаря Троице-Сергиева монастыря.
Из эпитафии нам известны даты и некоторые важные обстоятельства жизни Калнышевского в монастыре, например, что «он в 1801 году, по Высочайшему повелению снова был освобожден, но уже сам не пожелал оставить Обитель, в коей обрел душевное спокойствие смиренного Христианина, искренно познавшего свои вины. Скончался 1803 года, октября 31 дня, в суб. 112 лет от роду, смертью благочестивою, доброю».
«Смертью благочестивою, доброю» - это в отличие от некоторых раскольников и еретиков, которые упорствовали до смерти и о смерти которых делалась в монастыре соответствующая запись.
Теперь о «филаретовской канонизации».
Материалы «поместного собора» УПЦ Киевского патриархата по «канонизации» Петра Калнышевского от 12 июля 2008 содержат набор баек и феерического вздора, давно объяснённых и опровергнутых, в том числе современными украинскими учёными на основании архивных данных, сопоставлений, исследований. Обосновывая праведность кошевого атамана, «филаретовцы» решили вопросом истинности «фактов» не задаваться. Описывая пребывание бывшего атамана в Соловецком монастыре (этот период жизни Калнышевского является поводом для канонизации его в лике праведных), они в качестве «фактов из жизни» включили в свой документ фольклорные предания и слухи, которые обычны для судеб многих исторических деятелей, но которые к реальности отношения не имеют. Это прекрасно знают историки и сепарируют выдумки и реальные факты.
Филаретовские историки (если там таковые есть) не стали обременять себя изучением вопроса, а натаскали в свой документ всего, что, по их мнению, может сгодиться для доказательства чудовищных мучений бывшего атамана на Соловках в продолжении 25 лет. Всякое лыко в строку. Надо сказать, что в свой текст они включили без разбора как собственные фантазии (например, о дне рождения атамана), так и переработанные «устные предания», так и плод манипуляций советского периода, когда некоторые историки старались посильнее прищучить самодержавно-крепостнический строй и «тюрьму народов».
Из документа УПЦ КП от 12.07.2008 приведём лишь два примера, мягко выражаясь, абсолютной халтуры и шарлатанства. Цитируем в переводе, а из русских источников - в подлиннике.
Филаретовцы сообщают своим приверженцам, излагают ужастик; цитата: «Старожилы монастыря рассказывали, что «после Калнышевского осталось в камере более двух аршин нечистот, что, просидев в тюрьме такое длительное время, он одичал, стал мрачный и потерял зрение; что у него, как у зверя выросли когти, длинная борода и вся одежда на нем, кафтан с пуговицами, распался на куски и спадал с плеч».
Действительно, за 25 лет нахождения в земляном мешке среди своих фекалий (два аршина - это метр сорок!) не мудрено, что и когти будут как у зверя, и одежда распадётся. Откуда эти сведения?..
На самом деле о Калнышевском историкам известно очень многое, вплоть до имён и фамилий солдат, сопровождавших и служивших ему, о его подарках монастырю, о его тратах, о времени ремонта крыши над его кельей, о времени его исповедей. Известны и источники, откуда что пошло гулять по свету.
Слух о том, что Калнышевский содержался в земляной тюрьме, записал на Соловках известный Д.И. Яворницкий в 1887 году, через 84 года после смерти атамана. В советские годы этот рассказ «развил» литератор Иван Шаповал - в книге «В поисках сокровищ». На самом же деле в земляной тюрьме Калнышевский сидеть никак не мог. Земляные тюремные ямы в России были запрещены монаршим указом ещё в 1742 году, за треть столетия до появления на острове Калнышевского, при Елизавете Петровне. В 1758 году исполнение указа было проверено. Чиновники установили, что все земляные норы на Соловках замурованы. Одновременно с рассказом о земляной тюрьме «филаретовские историки» взялись утверждать: «Петр Калнышевский доживал свою жизнь страдальца в каменном полуподвальном сыром холодном каземате. Очевидцы так описывали камеру заключенного праведника: «Перед нами маленькие, аршина в два, двери с крошечным окошечком посредине: двери эти ведут в жилище узника, куда и мы входим. Оно имеет форму лежащего урезанного конуса из кирпича длиной аршина четыре, в ширину сажень, высота при входе три аршина, в узком конце - полтора...» И далее: «стены мокрые, заплесневелые, воздух затхлый, спертый».
«Очевидец» - это невольный историк М.А. Колчин, побывавший на Соловках через 70 лет после смерти атамана, в 1870-х. Его книга «Ссыльные и заточенные в острог Соловецкого монастыря в ХVІ-ХІХ вв.» (1908) - соловецкая классика, известна всем, кто занимался историей монастыря вообще и Калнышевским в частности. Описав давно заброшенную полуподвальную келью (Колчин там видел почерневшую икону и засохшую веточку вербы), автор передаёт слух: «Рассказывают, что в рассматриваемом нами каземате последний кошевой бывшей Сечи Запорожской, Кольнишевский, просидел 16 лет, будучи более ста лет от роду». Не менее хорошо известна и другая книга по этой же тематике - советского историка Г.Г. Фруменкова «Узники Соловецкого монастыря. Политическая ссылка в Соловецкий монастырь в XVIII-XIX веках» (1965). В ней автор тенденциозно решил передёрнуть записанный Михаилом Колчиным слух, превратив его в утверждение: «М.А. Колчин так описывает каземат...» Ну и далее, по тексту про «воздух затхлый, спертый». Вот и «киевский патриархат» пристроил к описанию древней келии утверждение про «доживал свою жизнь», не в состоянии внять правде истории. Современный украинский историк В.В. Грибовский, рассматривая в монографии «Соловецкое заключение Петра Калнышевского в микроисторической прорисовке» (2013) исторические реалии, приходит к выводу: «В любом случае, Калнышевский находился в наземном помещении. Это видно из письма наместника монастыря Симона от 12 октября 1779 года (через три года после приезда на Соловки. - О.М.), адресованного архимандриту, в котором сообщалось: «По многократной меня прозбе Петра Ивановича Колнышевского, для надобности ему к поправлению и перекрытия кельи, в которой он живет, что от дождя великая теча происходит...» Наместник испрашивал разрешения починить келью за счёт Калнышевского. «Калнышевский мог на собственные средства нанимать плотников для починки крыши, - продолжает Грибовский. - Кроме того - даже совершать богатые дарения монастырю...» Из других источников известно и следующее: «Одеждою арестанты пользовались так же монастыря. Белье и не теплую верхнюю одежду дозволялось носить свою. Монастырь выдавал пару рубашек и порток, чулки суконные и холщевые... а иногда и кафтан». Так что если кафтан и портился, арестант мог получить новый или купить на свои деньги. А деньги у Калнышевского были, и, как увидим чуть ниже, даже с избытком. Михаил Колчин вдобавок сообщал: «На свои деньги арестанты могли заказывать себе пироги, булки, покупать лакомства и пр.» О страже: «Солдаты жили в коридорах в непосредственном соседстве с арестантами. Такая близость неминуемо смягчала отношения между арестантами и караульными, они сживались, иногда сдруживались». Известно, что многие годы Калнышевского охраняли четверо одних и тех же солдат. Современные исследователи показывают, что «как и монашествующая братия, заключённые находились в приспособленных кельях, в которых существовала отопительная система, идущая от хлебопекарных и других печей». То есть «условия нахождения в соловецких тюрьмах были терпимые». А по сравнению с другим узниками, Калнышевский был явно в привилегированном положении, получая на своё содержание значительные суммы. Настолько значительные, что половину из этих средств он мог употреблять на украшение любимой монастырской церкви. Известно, что атаман пожертвовал Спасо-Преображенскому собору запрестольный 30-ти фунтовый серебряный крест, что позже на его средства была изготовлена «сребропозлащенная риза с венцами, весом 24 фунта 84 золотника». А в год своего освобождения он преподнёс в дар необыкновенное Евангелие - с окладом «серебром золоченым; на верхней доске девять образов финифтянных, украшенных стразами». На корешке была сделана замечательная надпись: «Во славу Божию устроися сие Св.Евангелие, во обитель Св.Преображения и Преподобных отец Засимы и Савватия Соловецких чудотворцев, что на море окиане, при архимандрите Ионе, а радением и коштом бывшаго Запорожской Сечи кошеваго Петра Ивановича Кольнишевскаго 1801 г., а всего весу 34 фун. 25 золот. и всей суммы 2435 руб.» Он жил Церковью.
Ничего из конкретных реалий «филаретовских историков» не интересовало. Нагромоздили страшилок.
УПЦ МП за последние 25 лет причислила к лику святых более двухсот человек. В основном это новомученики. Церковными историками, порой безвестными, в архивах проделана колоссальная работа, изучены тысячи дел. Такую работу «филаретовцы» не делали по простой причине, у них нет подвижников, готовых годами сидеть в архивах, теперь уже и закрытых. Раскольники «канонизировали» около 20 известных исторических деятелей. Иногда это уже прославленные в канонической Церкви святые, иногда нет. Но в любом случае, никаких специальных исследований они не проводили.
Кто-то увидел в недавней канонизации Петра Калнышевского реверанс в сторону раскольников, акт сближения УПЦ МП и УПЦ КП, готовность простить учинивших раскол. На самом же деле наша Церковь, в том числе и на нынешней Украине, как и века, идёт своим путём, адекватно воспринимая реалии времени. Желание не иметь с раскольниками ничего общего, конечно, похвально. Но если раскольники и еретики почитают, скажем, Владимира Крестителя или Николая Чудотворца - это не повод думать о деканонизации этих святых. Так нет повода не канонизировать и праведника, если он по церковным канонами свят. Ну а преодоление раскола возможно, как известно, лишь на канонических основаниях - путём смирения гордыни и покаяния.
Калнышевский, Петр Иванович
(Калныш) - последний кошевой атаман войска запорожского. По прямому показанию его надгробной плиты, он родился в 1690 г., но эту дату можно подвергнуть сомнению, о чем скажем далее; ум. 31 октября 1803 г. Место рождения Калныша - село Пустовойтовка, ныне Полтавской губ., Роменского уезда, а в XVII - ХVIII в. - роменского полка, константиновской сотни, лежащее верстах в 8 от г. Ромна вверх по р. Суде, Отца Калныша звали Иваном, мать - Агафьей, и кажется, она была родом из г. Лохвицы. Фамилия отца Калныша, однако, неизвестна; не вполне может быть установлено и его звание: по одним указаниям он был из казаков, по другим, более вероятным, лицом духовным; наконец, в одном официальном акте Калныш назван подольским шляхтичем; все это, впрочем, можно согласить: отец Калныша мог быть подольским шляхтичем, потом переселиться в левобережную Малороссию, зачислившись здесь в казаки, и наконец, стать духовным. Где и как воспитывался Калныш - неизвестно. Иные думают даже, что он был не грамотен; но это мало вероятно, так как вообразить себе во второй половине XVIІІ в. неграмотного кошевого в Запорожье, где уже так ценилось тогда просвещение, слишком трудно; кроме того, Калныш рисуется настолько развитым человеком, что без грамотности этого достигнуть было бы прямо невозможно; во всяком случае подписать свою фамилию он умел, как это видно из универсалов, им подписанных, которых сохранилось немало. В молодости он несомненно был казаком, по-видимому, в Лубенском полку; там, позднее, действительно, у него были родственники. Потом он, конечно, ушел в Запорожье, где и дали ему прозвище Калныш (сперва, кажется, даже Калныж); записан он был в Кущевском курене. В Запорожье прибыл Калныш не позже 1740-х годов; по крайней мере в половине 1750-х годов мы видим его там в почетном и ответственном звании войскового есаула, которое приобреталось в Запорожье не без труда. До этого же времени Калныш должен был вести жизнь, обычную для запорожца. Половина ХVIII в. - критическое время Запорожья. Хотя оно еще недавно переселилось из турецких владений в Новую Сечь и было ласкаемо правительством, вообще в то время очень благосклонным к малороссам, но уже завязывались отношения, которые вскоре привели Запорожье к гибели. Сравнительная сила России и слабость Турции делали существование его вовсе не необходимым; между тем плодородные земли Новороссии, занятые Запорожьем, которых оно не могло в должной степени эксплуатировать в экономическом отношении, уже требовались для государства, развивавшего на этих землях и русскую и инородческую колонизацию. Со всех сторон на вольные, земли Запорожья надвигались поселения соседей, захватывались запорожские земли и угодья; на жалобы запорожцев внимания не обращалось, тяжбы за земли никогда не были решаемы, а границы земель оставались без определения; если же запорожцы отбивали свои земли вооруженною рукою, это рассматривалось как беспорядок, или даже бунт. Словом, уже происходила та земельная борьба, которая стала поводом для уничтожения Запорожья. Независимо от этого в русском государстве существовали известные порядки, с которыми строй Запорожья имел очень мало общего; между тем запорожцы хотели жить, как жили их предки. Они вели бесконечную частичную борьбу с крымцами и ногийцами, когда между Россией и Турцией уже устанавливались отношения, регулируемые дипломатическими способами; запорожцы, по старине, поддерживали гайдамачину в пределах Речи Посполитой, когда этому сильно противилось русское правительство, тем более, что набеги гайдамаков не щадили и русских порубежников. Запорожцы принимали по старому беглецов из России, когда русское правительство стало уже достаточно сильно, чтобы настоять на их выдаче и т. д. При подобных условиях жить обособленною политическою жизнью запорожцы не могли. Нельзя сказать, чтобы в Запорожье не было людей, понимавших положение войска в данное время. Напротив, здесь образовалась партия, хотя и весьма преданная Запорожью и верившая в его жизненность, даже готовая принести себя ему в жертву, но в то же время желавшая, чтобы Запорожье входило в состав русского государства, как элемент вполне мирный и благонадежный. Принадлежавшие к этой партии запорожцы старались во чтобы то ни стало ладить с правительством в лице его местных агентов, хотя бы даже мелких, угождать ему, честно помогать ему во время войн; земельные ссоры стремились они решать на законных основаниях, или путем привлечения на свою сторону петербургских дельцов; к гайдамакам и вольному люду, укрывавшемуся в запорожских степях, относились крайне враждебно и сдерживали их порывы на грабежи, пожалуй, даже строже, чем самое правительство; но люди эти не понимали, что их политика, подрывая основные черты запорожского строя - вольный характер жизни, демократизм, самостоятельную борьбу с соседями - все равно приведет к уничтожению Запорожья, лишив его всякого жизненного значения. Затем к этой партии обыкновенно принадлежали запорожцы богатые, владевшие обширными участками земли, на которых они устраивали зимовники и хутора, где имели большие пасеки; по степям у них ходили огромные табуны лошадей и скота; немало было у этой запорожской аристократии и денег, которые она вкладывала в выгодные торговые предприятия или отдавала в займы на проценты и еще более богатела. Для ведения обширных хозяйств ей необходимы были рабочие силы, почему на землях ее селились сперва беглые, а потом и прирожденные крестьяне - подданные и "гнездюки", в действительности почти прикрепленные к земле, что составляло в запорожском строе большую аномалию. Запорожская аристократия стала и наиболее культурным элементом войска; она была очень религиозна, поддерживала святыни запорожцев: Киево-Межигорский и Самарский монастыри, заботилась об организации в Запорожье духовенства, о благолепном богослужении, о более приличном образе жизни казачества, об устройстве школ. Среди такой запорожской аристократии видное место и занял в свое время Калныш, или, как он затем стал называться, Калнышевский. Первое указание на деятельность Калнышевского в Запорожье относится к 1750-1752 г., когда он, в звании войскового есаула, был помощником тогдашнего кошевого, престарелого Григория Федорова, в борьбе с гайдамаками; истреблением гайдамацких шаек занят был Калнышевский и в 1754 г.; в 1755 г. он участвовал в депутации, посланной в Петербург для "некоторых войсковых нужд", т. е. главным образом для того, чтобы хлопотать о возвращении Запорожью земель, захватываемых его соседями. Возвратившись на Запорожье в 1756 г., Калнышевский вскоре был избран войсковым судьею, но пробыл в этом звании недолго, около года, и в 1758 г. снова участвовал в депутации, отправленной в Петербург с тою же целью, как и предшествующая. Но обе они по вопросу о землях не привели к благоприятным результатам. Вернулась депутация в 1760 г. и Калнышевский, кажется, снова, хотя и не надолго, стал войсковым судьею и оставался в этом звании до 1762 г., когда впервые избран был кошевым атаманом и затем немедленно был отправлен в Москву для присутствования при коронации императрицы Екатерины II; при этом случае он получил золотую медаль на андреевской ленте. Уже в 1763 г. Калнышевский, по влиянию запорожской "голоты", был скинут с атаманства; не прошла его кандидатура в атаманы и в следующем году, тем более, что его не было на лицо: в 1763 г. он отправился на богомолье в Киев, где получил от киевского митрополита Арсения Могилянского в благословение икону со св. мощами. В это время Калнышевский был уже настолько богат, что мог пожертвовать в церковь с. Пустовойтовки евангелие в окладе, стоимостью в 500 руб., построил соборную церковь в г. Лохвице и начал постройку церкви в г. Ромнах, а, может быть, и в Киево-Межигорском монастыре. Средства эти Калнышевский, очевидно, имел независимо от занятия войсковых должностей, так как даже в звании кошевого он получал жалованья всего 70 руб. в год, а другие доходы по должности кошевого были еще менее значительны. Вероятно, Калнышевский был крупный запорожский землевладелец и умелый хозяин.
Во второй раз избран был кошевым Калнышевский 1 января 1765 г. и оставался в этом звании до уничтожения Запорожья, т. е. более 10 лет сряду, чего в коше "из веку веков не бывало". И на этот раз Калнышевскому немедленно по избрании пришлось ехать с депутацией в Петербург, хлопотать там в течение двух лет и вернуться с ничтожными результатами, причем теперь для него наступило еще более тяжелое время: разыгрывалась Колиивщина и Запорожье не без основания было заподозрено в активном содействии гайдамацким отрядам, что и ставилось на вид Калнышевскому. Кошевой, старшина и вообще умеренная партия, сколько могли, сдерживали Запорожье, и пожалуй не безуспешно, путем угроз и строгих мер; но это стоило Калнышевскому значительной жертвы - он утратил популярность в Сечи; к тому же и русским правительством, за его поведение во время Колиивщины, Запорожье не могло быть довольно. Это сказалось немедленно: когда Калнышевский на раде 26 января 1769 г. объявил волю правительства о принятии Запорожьем участия в предстоящей войне с турками, вспыхнули такие беспорядки, что кошевой, переодевшись монахом, бежал в Кодак и вернулся лишь тогда, когда Сечь успокоилась. Во время этих беспорядков, среди разгрома имущества Калнышевского была изрублена икона, подаренная ему киевским митрополитом; но по его просьбе Арсений Могилянский в 1769 г. послал ему другую, с мощами же. Турецкая война 1768-1774 гг. вызвала деятельное участие запорожцев, важность которого засвидетельствована Высочайшими рескриптами на имя Калнышевского и наградами войску, равно и письмами к кошевому русских главнокомандующих. Подвиги некоторых запорожцев, напр. Колпака, были очень интересны. В 1769 г. Калнышевский с запорожцами действовал в армии гр. Румянцева и отражал турецкие набеги на запорожские земли по р. Бугу; в 1770 году, состоя в отряде кн. Прозоровского, он действовал между pp. Бугом и Тилигулом, делая поиски под Очаковым и Хаджибеем, и получил в награду золотую медаль с портретом государыни, осыпанным бриллиантами; в Сечи в это же время составился заговор с целью убить Калнышевского и старшину и передаться туркам; но замысел был открыт и виновные строго наказаны. В 1771-1772 гг. военная деятельность Калнышевского ограничилась охранением р. Буга. - Одновременно с участием в военных действиях Калнышевский занят был управлением Запорожья; он неоднократно объезжал его обширные земли, которые старался колонизовать, приглашал не только малоросов, но и молдаванов и болгар из Новой Сербии, Польши и Буджака и селил приходцев по р. Днепру. На запорожских степях устраивались села, хутора и зимовники, причем Калнышевский требовал, чтобы новые поселенцы непременно пахали землю и сеяли рожь; может быть, он хотел этим ослабить зависимость войска от казни, обусловленную недостатком провианта вследствие слабого хлебопашества. Сам Калнышевский был очень богат; кроме крупного хозяйства он имел много денег, раздаваемых взаймы. Управлял он Запорожьем твердо и строго, с правительством и его агентами всячески старался ладить, разным "гультяям" потачки не давал; потому не пользовался популярностью среди запорожской голоты, которая даже снова задумывала передаться под власть Порты.
Заключение Кучук-Кайнарджийского мира оказалось роковым для Запорожья: через год оно было уничтожено; выше указаны общие причины, приведшие к такому результату. Споры за земли не прекращались даже во время турецкой войны; к тому же императрица Екатерина вообще стремилась уничтожать особенности, существовавшие во многих соединенных с Империей областях. Система эта постепенно была приводима в исполнение, и одним из эпизодов общего нивелирования областей было уничтожение Запорожья. Запорожья не спасли хорошие отношения Калнышевского к разным петербургским влиятельным лицам и между прочим к Г. А. Потемкину, исполнить желание которого - записать его в запорожские братчики и даже именно в Кущевский курень, Калнышевский считал за счастье.
Борьба за земли в 1774 г. и поведение запорожцев послужили поводом для уничтожения Сечи. 4 июня 1775 г. она была окружена русскими войсками и затем раскассирована. Запорожцы сильно волновались в это время, думали оказывать вооруженное сопротивление, хотя бы и без надежды на успех, но Калнышевский и архимандрит Владимир Сокальский удержали запорожцев и развязка приняла мирный характер; лишь небольшая часть запорожской голоты убежала в турецкие владения.
Ни предшествующая деятельность Калнышевского в Запорожье, ни поведение его при уничтожении Сечи, не дают основания заподозрить это в антиправительственных действиях, или хотя бы замыслах. Ни в каком преступлении он и не был действительно обвинен; тем удивительнее суровое наказание, которому он был подвергнут. Приходится думать, что Калнышевский пострадал вообще за Запорожье; серьезной протекции в Петербурге он не имел, а вельможи, некогда получавшие от него гостинцы, не сочли возможным за него заступиться, за исключением Потемкина. Калнышевский после разгрома Сечи доставлен был под конвоем в Петербург в Военную Контору, где и пробыл в заключении около года. Сперва его предполагалось казнить, но, по ходатайству Потемкина, повелено было 4 мая 1776 г. смертную казнь заменить вечным заточением в монастыре; имущество Калнышевского поступило в секвестр и из него определено было выдавать ему на пропитание по рублю в день. Местом заточения избран был Соловецкий монастырь; 11 июля 1776 г. Калнышевский под конвоем секретно был доставлен в Архангельск, а 29 июля в Соловки, где и передан был архимандриту Досифею. В Соловках Калнышевский находился в заключении 25 лет; помещался он сперва, кажется, в тюремной камере, а затем в кельях. Обставлен он был в заключении, по-видимому, не дурно, но находился под строгим караулом и всякие личные и письменные сношения ему не были дозволены; выводили его лишь в церковь для говенья. По известному указу 15 марта 1801 г. Калнышевский был освобожден из заточения, но, получив свободу, он все же остался в монастыре, сделался послушником и скончался "смертью благочестивою доброю" 31 октября 1803 г. На плите, положенной на его могиле в 1856 г. архимандритом Александром (Павлович, впоследствии епископ полтавский и переяславский), сказано, что Калнышевский умер 112 лет от роду. Насколько эта дата верна, сказать трудно, но можно усумниться, чтобы Калнышевский стал кошевым в 70 с лишком лет и пробыл в этом звании до 85 лет.
По преданиям Калнышевский был высокого роста и широкоплечий; по образу жизни и привычкам он был обычный богатый запорожец. Об уме его свидетельствует уже его карьера: исполняемые им запорожские должности, до кошевого включительно, причем в последней он бессменно пробыл 10 лет, а также многократное участие его в петербургских депутациях, доказывают, что он был для своего времени талантливым запорожским деятелем. Мы видим в нем умного администратора Запорожья, храброго начальника запорожских отрядов, человека ловкого в сношениях с русскими вельможами, богатого и опытного хозяина в своих обширных владениях. Но особенную окраску придает Калнышевскому его благочестие, фактически выразившееся в его многочисленных пожертвованиях на церкви и, наконец, принятием послушничества уже в глубокой старости. Кроме того, мы знаем, что он прилагал большие старания относительно благолепия Запорожских церквей и снабжения их образованным духовенством.
Заключение в Соловецком монастыре сделало Калнышевского еще более религиозным; жил он, по аттестациям властей, чрезвычайно тихо и спокойно, ревностно исполняя требуемые православной церковью обряды; освобождение же свое он ознаменовал пожертвованием в Соловецкий монастырь евангелия в дорогом окладе.
В заключение скажем, что на основании всего, известного нам о П. И. Калнышевском, этот хотя и видный запорожский деятель, был в сущности далеко не крупною личностью в обильном выдающимися людьми ХVІІІ веке. Популярность Калныша, (утратившаяся даже в народных преданиях и песнях, основывается не столько на его личных свойствах, сколько на его случайном и притом поневоле, в силу его звания, выдающемся участии, в трагической истории уничтожения Запорожья. Калныш был последний кошевой атаман войска запорожского - этим все сказано. И имя Калныша крепко пристало к Запорожью, к представлениям о прекратившейся его вольной жизни и уничтоженным своеобразным порядкам, которым Калныш даже не всегда сочувствовал. Запорожские легенды знают "батька" Калныша, рисуют его образ по типу чисто запорожского кошевого атамана вообще, придают ему даже черты "характерника" (чародея); но с историческим Калнышевским этот образ сходства имеет мало.
Источников и пособий для знакомства с биографией Калныша не особенно много. Важнее всего сведения, почерпнутые из архива Запорожья и сообщенные в сочинении А. А. Скальковского "История Новой Сечи" (изд. 3, в трех частях, Одесса, 1885-1886 гг.); затем немало данных в сочинении Эварницкого, "Запорожье в остатках старины". См. еще "Киевскую Старину", за 1886 г., № 7, (статья Эварницкого "Архивные материалы для истории Запорожья"), 1887 г., № 9, (ходатайство Потемкина об участи Калныша), 1892 г., № 5 (статья Ф. Н., "Родина· Калнышевского"), 1893 г., № 7 (Переписка Калныша с киевск. митрополит. Арсением Могилянским); в "Русск. Старине", за 1875 г. т. XV, см. статью П. Ефименка "Калнышевский", за 1876 г. - заметку Репинского "Атаман Калнышевский" и за 1887 г. т. LVI и 1888 г. т. LVII статью Колчина "Ссыльные и заточенные в остроге Соловецкого монастыря". В "Полтавск. губерн. вед., за 1890 г., № 4, статью Буткевича, "Ромны". Предания о Калныше приведены в указанных выше сочинениях Скальковского, Эварницкого, Ефименка и Колчина, также в "Устном повествовании бывшего запорожца Коржа" (Одесса, 1842 г.) и в "Киевской Старине", за 1883 г., № 3, стр. 27; о деятельности Калнышевского в турецкую войну - см. Петров, "Борьба России с Турцией и польскими конфедератами), "Сборник Императорского Русского Исторического Общества", LXVIL и LXXXVII.
Ал. Маркевич.
{Половцов}
Калнышевский, Петр Иванович
(Калныш) - послед. кошев. атаман войска Запорожского, род. в 1690 г. (что сомнительно) в Полтав. губ.; в Запорожье прибыл не позже 40-х гг. XVIII в., ибо в полов. 50-х гг. он был там уже войсков. есаулом. К. принадлежал к партии, склонявшейся ко включению Запорожья в состав Рос. Империи, хотя и с сохранением изв. самостоятельности, и враждебно относившейся к "голытьбе". В 1750-1751 и 1754 гг. К. боролся с гайдамаками, в 1762-1763 гг. был избран кошев. атаманом, но затем "скинут", а в 1765 г. вновь избран и оставался в этом звании более 10 л., до уничтожения Запорожья. В тяж. время колиивщины К. со "старшиною" с трудом сдерживал запорожцев от вмешат-ва и тем утратил свою популярность в Сечи; в 1769 г., когда К. объявил о принятии казаками участия в тур. войне, в Сечи вспыхнули беспорядки, и К. пришлось бежать в Кодак. Тем не менее К. со своими запорожцами деят-но действовал против турок в 1769-1774 гг., и его подвиги и отличия засвидетельствованы рескриптами и пожалованием ему зол. медали с украш. бриллиантами портретом Гос-рыни. Хотя при упразднении Сечи К. старался удержать запорожцев от насильств. сопр-ния и много содействовал мирн. ликвидации запорож. вольности, но все же понес тяж. наказание: сперва его предполагали даже казнить, но потом заменили казнь вечн. заточением в Соловецк. мон-ре (с 1776 г.). В 1801 г. он был освобожден, но остался жить в Соловках и умер там 31 окт. 1803 г. К. был оч. умный админ-р, храбрый воен. начальник, ловкий дипломат. богатый хозяин и весьма религиозный. Имя Калныша сохранилось в малорус. народ. песнях и преданиях, где его образ изображается по типу обычн. запорожск. батьки-атамана. (Ефименко . Атаман К. "Рус. Стар.", 1875).
У развилки трёх дорог
Стал, запнувшись, Калныш Пётр:
Прямо ехать - нести крест,
Влево - страшный будет грех,
Вправо двинуть - не судьба:
Даль, разлука и сума,
Повернуть нельзя назад,
Змий зелёный будет рад,
Вверх подняться - крыльев нет, -
Слаб с рожденья человек.
Спрятать голову в песок, -
Не к лицу, какой тут прок.
В общем, всюду «туши свет»...
Всё ж находит он ответ…
(Из сборника Аркадия Польшакова «Гражданская лирика»)
Пётр Иванович Калнышевский (1690-1803) – последний кошевой атаман Запорожской Сечи, военный и политический деятель, дипломат, организатор освоения земель Нижнего Приднепровья, кавалер Золотой медали на Андреевской ленте Российской империи.
Имя Петра Калнышевского долгое время было тайной.
В советские времена в учебниках по истории Украинской ССР даже имени его не встречалось.
Ну а в независимой Украине многие школьники, конечно же, слышали о последнем кошевом атамане. И в основном, как о некоем мученике за идею. Национальную, конечно же. Слышали как о невинном мученике за вольности Запорожского казачества и даже, в перспективе, за волю Украины от рук российского царизма.
Экс-президент Украины Виктор Ющенко даже числил его среди своих славных предков...
Кто же он на самом деле - борец или жертва?
Царский чиновник, впавший в немилость?
Или он пошёл на муки потому, что желал лучшей судьбы для Украины?
Пётр Иванович Калнышевский был родом из села Пустовойтовки на Слобожанщине (теперь Роменский район Сумской области).
И происходил, скорее всего, из сотенной старшины.
Сын казацкой вдовы попал на Запорожскую Сечь в возрасте 8-ми лет.
О том, как это было, рассказывает легенда:
Восьмилетний Петрик, сын казацкой вдовы Агафии, пас скотину за селом. И увидел небольшой конный отряд запорожцев. Кое-кто из них смалил (курил) люльку (казачью трубку).
К одному из них мальчик обратился с просьбой дать и ему попробовать казацкой люльки. Это развеселило запорожцев. Они остановились и угостили пастушка «носогрейкою».
- А куда ж вы идете? – спросил Петрик.
- На Сечь, хлопче!
- Так возьмите и меня с собой!
- Ну, если ты уже люльку казацкую смалишь, то садись сзади, - разрешил сотник. - По всему видно, ты хлопец бедовый.
Петрика дважды просить не пришлось – он сразу вскочил на коня.
- А отец что скажет? – спросил сотник.
- А нет у меня отца, - запечалился Петрусь. – Погиб.
- Ну, тогда будешь мне за сына.
И подались они туда, где «Луг - батько, а Сичь – мати». И побрело стадо в село само, уже без пастуха…
На Сечи Петрик учился в школе при сечевой церкви.
И за долгие годы бурной и опасной казачьей жизни он прошёл все ступени службы – от казачьего джуры до кошевого атамана, «отца казаков», приобрёл огромный государственный и военный опыт.
Надо сказать, что в Запорожье обосновались выходцы из Лубенского полка Давид и Андрей Калныши, родственники будущего кошевого. А также многочисленные его земляки. Они входили в состав Кущивского куреня.
Пользуясь поддержкой разросшегося клана, Пётр быстро сделал карьеру.
В 1750-1752 годах Пётр Калнышевский в должности войскового есаула руководил подавлением выступлений гайдамаков на Буге.
В документах того времени его чаще называли Калнышем.
Его обязанностью, как войскового есаула, было поддержание общественного порядка.
Он резво разъезжал по запорожским степям, то занимаясь расследованиями злоупотреблений атамана местечка Новый Кодак, то собирая налоги с жителей Старой Самары.
Но главным его занятием было преследование гайдамаков.
Часто ими становились запорожцы, по старинке промышлявшие «здобычництвом», которое во времена Новой Сечи уже считалось преступлением.
Администрация Сечи (Кош) начала борьбу с этим явлением, мешающим развитию торговли и мирным занятиям. Борьба с гайдамаками все больше ужесточалась.
Отряд Калнышевского без устали преследовал и ловил гайдамаков.
Кош наделил войскового есаула чрезвычайными полномочиями, предоставив ему право применять оружие при любом сопротивлении и арестовывать всех подозрительных лиц.
Истреблением гайдамацких отрядов занят был Калнышевский и в 1754 году.
В 1754–1755 годах есаулу Калнышу пришлось заниматься созданием комиссии по урегулированию запорожско-татарских пограничных отношений в местечке Никитино (ныне город Никополь).
В 1755 и 1757 годах он вошёл в состав депутации запорожцев к российской императрице Елизавете Петровне в столицу Российской империи город Санкт-Петербург.
Это дало ему прекрасную возможность ознакомиться с нравом российской бюрократии, завязать полезные знакомства.
Постепенно в руках Калнышевского сосредоточилась значительная власть.
В 1758-м году он стал войсковым судьёй Запорожской Сечи. По объёму власти и авторитету это была вторая должность после кошевого атамана.
К началу 1760-х на Сечи уже никто не мог тягаться со старшиной Петром Калнышем.
Престарелый кошевой атаман Григорий Фёдоров-Лантух превратился в его марионетку.
Калнышевский был внимателен к старческим капризам кошевого. Он даже заказал карету, чтоб тому удобно было передвигаться по степным дорогам.
Но в вопросах власти он был непреклонен.
Дело дошло до того, что он стал вместо кошевого атамана подписывать документы.
А русская пограничная администрация не знала, к кому обращаться в официальных случаях: к Фёдорову или Калнышевскому…
В 1762 году Калнышевский решился подвинуть Лантуха и взял булаву в свои руки.
Так он стал кошевым атаманом – кормчим всего войска, которого выбирали из наиболее опытных, храбрых и изобретательных старшин.
Было ему тогда 72 года.
Правда, находился он на этом посту менее года.
В качестве кошевого Калнышевский присутствовал на коронации императрицы Екатерины II в Москве.
Но почему-то страшно ей не понравился - она сняла его с должности.
Тогда это уже можно было сделать – кошевого выбирали не всем кошем, а узкой группкой старшины.
По другой версии Калнышевский был скинут с атаманства в 1763 году запорожской «голотой».
Калнышу пришлось оставаться «серым кардиналом» на протяжении ещё трёх лет.
Наконец, 1 января 1765 года на казацкой раде ему торжественно вручили булаву.
Во 2-й раз Калнышевский избран был кошевым.
В преддверии большой войны с Турцией и Крымским ханством Екатерина согласилась с тем, что Калнышевского, вопреки царской немилости, опять избрали кошевым. Царица сменила гнев на милость и признала Петра Ивановича на этой должности. Не помогли даже доносы на Калнышевского.
Все последующие выборы, по запорожскому обычаю происходящие ежегодно, были не более чем разыгранный спектакль.
Пётр Иванович неизменно оставался кошевым до 1775 года…
Он занимал эту высокую должность 10 лет подряд, чего ранее в коше «испокон веков не бывало».
Многочисленные земляки и родственники, входившие в Кущивский курень, стали главной опорой власти Калнышевского.
На важнейший пост полковника Кодацкой паланки был назначен его племянник Иосиф Калнышевский.
Атаман Калныш был человек коренастый, плотный, невысокого роста, очень сильный.
Пётр Иванович был личностью, безусловно, неординарной.
Отличался отвагой, стойкостью, непокорностью, прямотой, требовательностью.
Пробившийся из низов, он долгое время держал атаманскую булаву на Сечи, пресекая интриги и бунты, заигрывая и предавая, лавируя, проявляя жестокость, вероломство, щедрость и великодушие.
Пётр Калнышевский в бытность кошевым атаманом проявил себя как очень религиозный человек.
Всегда имел при себе греческих и южнорусских монахов, прислушивался к наставлениям духовных отцов с Афона и Иерусалима.
Кошевой Пётр Калнышевский стал одним из самых зажиточных людей на Украине.
Он был владельцем многочисленных хуторов, пахотных полей и пастбищ, 16-ти тысяч голов скота.
Говоря сегодняшним языком, был самым настоящим олигархом.
Он завёл у себя модные покои, убранные дорогими коврами и шпалерами.
Выписывал из Петербурга газеты с описанием потешных чудачеств.
Его закрома ломились от изобилия яств и деликатесов.
Мыслимо ли такое было во времена простого и сурового быта легендарного «Урус-шайтана» - Ивана Сирко?!
«Олигарх» Калнышевский именовал своих братьев-казаков исключительно «голытьбой».
И мнение Екатерины Второй значило для него много больше свободно выражаемых воплей толпы сечевиков. Сечевиков, собравшихся на площади, и наивно полагающих, что от их криков зависит решение кошевого атамана.
Тот иногда давил «понты» для приезжих по части принимаемых решений.
Как всё это до боли напоминает сегодняшний день, когда сидящие в парламенте-правительстве, находящиеся и при власти, и в оппозиции миллионеры-миллиардеры ежедневно, с утра пораньше «кладут свои головы на плахи исключительно ради блага простого народа»…
Не надо забывать того, что кошевой Калнышевский был именно дворянином, богатейшим человеком тогдашней Украины.
А также был соратником императрицы Екатерины II и её вернейшего Светлейшего князя Таврического – Григория Потёмкина.
Вместе они воевали с турками и крымскими татарами.
Вместе осваивали Дикое Поле, превращая его в будущую житницу империи.
К сожалению, она – эта «житница» - сегодня практически загублена такими, с позволения сказать, «строителями» независимой Украины, как кравчуки, кучмы, ющенки, януковичи, порошенки...
В должности кошевого атамана Калнышевский проявил себя как выдающийся государственный, политический, дипломатический и военный деятель.
Велика его роль в создании экономической базы казачьей республики.
Калнышевский содействовал развитию на Запорожье земледелия и скотоводства.
Благодаря именно его руководству и ведению хозяйства Юг современной Украины превратился в автономный политический и экономический организм.
Надо сказать, что в те годы на степное пограничье хлынул поток крестьянской колонизации.
И запорожцы изначально враждебно относились к земледельческим поселянам.
Сечевики пренебрежительно называли их «гречкосеями».
И полагали, что «крестьянский плуг притянет за собою и пана».
Ну а приход помещика на Запорожье угрожал самим основам существования Сечи, всегда бывшей очагом борьбы против помещичьей кабалы.
Вот почему самовольно поселившихся крестьян казаки поначалу хлестали батогами и сгоняли с запорожских угодий, опустошали их поля и жгли хаты.
Но, несмотря ни на что, поток переселенцев не убывал.
Это было настоящее нашествие «гречкосеев», угрожавшее до основания изменить уклад жизни Запорожья.
Кошевой атаман Петр Иванович Калнышевский был первым, кто изменил отношение к этому явлению.
Он решил, что с колонизацией не стоит бороться. И даже, наоборот, её нужно организовать.
И, вместо противодействия, стал активно создавать на Запорожье новую социальную группу – посполитых. То есть людей гражданских, занимающихся ремеслом, земледелием и торговлей.
Сразу же после получения булавы, кошевой атаман отменил все ограничения, препятствовавшие крестьянской колонизации и развитию торговли.
Для увеличения численности населения Запорожья Пётр Иванович содействовал крестьянам, бегущим от панской неволи, в колонизации свободных земель. Он неоднократно освобождал земляков из татарского плена и предоставлял им земельные наделы.
Благодаря его заботам и стараниям в дикой степи - на некогда пустынных запорожских угодьях - как грибы после дождя вырастали всё новые и новые хутора, зимовники, сёла.
И разрастались прежние поселения, такие как Романково, Тритузное, Лоцманская Каменка, Половица, Таромское, Перещепино, Диевка, а также Новый Кодак, Старая Самарь (на территории Днепропетровска), Никитино.
На пограничье Запорожья с Гетманщиной и Слобожанщиной началась открытая борьба за поселенцев.
Конечно же, было за что воевать.
Ведь поселенцы – это налоги, доход в казну.
Русские помещики, отхватывавшие себе участок за участком на Украине, начали наступление на запорожские земли. Они переманивали крестьян льготами, селили их на пустующем месте и со временем облагали повинностями и налогами.
И получалось так, что земля эта уже не принадлежала Войску Запорожскому.
Крестьянский плуг действительно «тянул за собою пана»...
Калнышевский решил стремительно заселить приграничные земли, и, тем самым, закрепить их в юрисдикции Сечи.
Возглавив Новую Сечь, Калнышевский, чуть ли не силой, заставил рыцарей-запорожцев осваивать Дикое Поле.
Дал денег, коней, скот, привёз красивых невест.
Завёз рожь, чтобы на месте, которое он указал, через пару лет были построены хутора, выращивался хлеб, разводились пчёлы.
В общем, приучал воинов к самостоятельному ведению хозяйства, к «гречкосейству».
Запорожцы поначалу сопротивлялись. Говорили, что они не «гречкосеи», а рыцари.
Но выхода у них не было…
Борьба же за землю всё более обострялась.
Запорожцы сжигали поместья, «прихваченные» русскими офицерами, насильно перегоняли поселян в другие места и основывали слободы.
Одному из офицеров пришлось наблюдать, как ватага из 12 запорожцев перевозила целые хаты из разгромленных помещичьих сёл.
Подобным образом, примерно в 1772 году, возникла Петриковка.
Сотник Полтавского полка Семёнов на запорожском порубежье основал село Куриловку.
Но запорожцы насильно увели её жителей и заселили ими слободу Петровскую (Петриковка), видимо, названную в честь кошевого атамана.
У Калнышевского здесь был зимовник с конным заводом.
Кстати, там – в Петриковке - впоследствии получил развитие художественный промысел – знаменитая на весь мир «Петрикивская роспись».
Впрочем, и русские офицеры не оставались в накладе.
Особенно отличился ротмистр Пугачевский, грабивший и избивавший запорожских поселян, оскорбляя дикими выходками казацкую старшину.
Калнышевский был осторожен с русским правительством и отрицал свою причастность к подобным происшествиям.
Хотя фигурировавшие в них запорожские полковники Гараджа, Роменский, Кулик и другие действовали, безусловно, по его указке.
Правительство тщетно требовало от Калнышевского ареста этих лиц.
Поразительно, что его гибкость и изворотливость не давали конфликтам выходить за допустимые рамки.
Кошевой атаман знал одну пикантную особенность российской бюрократии: на нее волшебным образом действовали взятки и оказание личных услуг. И умело этим пользовался.
В Петербург из Сечи отправлялось огромное количество подношений: рыба ценных пород, икра, закупавшиеся в Крыму вина и экзотические товары.
Петербургские вельможи старались ладить с кошевым атаманом, отменным знатоком крымской торговли и выгодным посредником в коммерческих предприятиях.
Никто ведь лучше него не знал, как выкупить из татарского плена невольника, найти нужный товар по сходной цене или потребовать старый долг с заграничного купца.
Полтора десятка лет, втайне от всех, втайне от царицы, а порой и от своих собратьев, создавал Пётр Калнышевский «хуторскую» экономику на своей «новой земле».
И сотворил за 15 лет область, практически независимую от Российской империи.
Ибо уже в 1775 году вывозил из Хаджибея (Одесса) хлеб в Европу…
Сечь времён Калнышевского преобразилась и стала напоминать настоящий город.
Чего только не было на сечевом базаре!
Одних цитрусовых, испорченных и выброшенных в гавань, было столько, что характерный запах распространялся на всю округу.
Запорожцы стали людьми зажиточными.
Гордые этим, они говорили:
«Как был атаман Лантух, то нечего было положить и в лантух (мешок), а как стал атаман Калныш, появилась паляница, хлеб и кныш».
Большое внимание кошевой атаман уделял развитию просвещения.
Заботился, чтобы те демократические и гуманные принципы, которые сложились в системе образования на Запорожье, не нарушились.
Он оберегал национальный характер школы, дух глубокой любви к родному народу, его культуре, вере, обычаям.
Пётр Калнышевский прослыл и как меценат-благодетель.
Он строил множество православных храмов в пределах Вольностей Войска Запорожского.
Собственными средствами он построил церкви в Лохвице, Ромнах, Петриковке, казацком Межгорском монастыре под Киевом.
Делал монастырям богатые дары.
Храму своего родного села атаман подарил ценное «Евангелие» стоимостью 600 рублей золотом.
Посылал щедрые подарки церкви Гроба Господня в Иерусалиме (потиры, дискосы, лжицы, звездицы - все из серебра с позолотою).
Разумеется, Пётр Иванович, будучи представителем зажиточной казачьей верхушки, принимал активное участие в борьбе против движения повстанцев.
В частности – знаменитого восстания гайдамаков - «Колиивщины» (1768 год).
Это движение было жестоко подавлено совместными усилиями польской шляхты, российских войск и отрядов крымского хана.
Но что ведь интересно. Помогая, с одной стороны, царским войскам в подавлении восстания, с другой стороны, Калнышевский тайно послал гайдамакам на помощь конный отряд Семёна Гаркуши.
Логика действий кошевого в принципе понятна: чем больше занята Россия своими проблемами, тем вольготнее жилось Сечи…
Следует отметить, что богатство Калнышевского раздражало простых сечевиков.
Ещё большее недовольство вызывало:
- преследование им гайдамаков,
- имитация выборов старшины и
- обустройство земледельческих поселений с, практически, «панскими» порядками.
Кроме того, старшина обнаглела в край: воровство казённых денег высылаемых на содержание войска становилось систематическим.
Всё это, естественно, приводило к восстаниям сечевой бедноты.
С 1766 года запорожское общество переживало социальный кризис. Нарастала борьба «голоты» против «дуки» (богатеев).
Дело дошло до того, что кошевой атаман Сечи Пётр Калнышевский дважды спасался бегством из Сечи от восставшей запорожской бедноты.
В декабре 1768 года на Сечи вспыхнуло мощное восстание.
Казаки-сирома ночью окружили дом кошевого, намереваясь его убить.
Калнышевский бежал через чердак своего дома, переодевшись в монашескую рясу. Он пробрался тёмными закоулками предместья в днепровские плавни и спрятался там до рассвета.
А на следующий день кошевой со своими сторонниками из зажиточных казаков, при содействии российских солдат из Новосеченского ретраншемента, жестоко подавил восстание, расстреляв толпу картечью из армейских пушек.
Оба раза (и в 1766-м, и в 1768-м) восстания сечевиков, по просьбе Петра Ивановича, подавляли регулярные русские войска под командованием П. Румянцева и П. Панина.
Многих запорожских бунтовщиков тогда запроторили в Сибирь и подвергли пыткам.
В отместку кошевой атаман в 1766 году лично запорол насмерть одного из зачинщиков восстания.
А в 1770 году выслал руководителей бунта на каторгу в Сибирь.
Вражда между противоборствующими группировками – зажиточным казачеством, поддерживавшим реформы Калнышевского, и сиромой, которая стремилась сохранить «здобычницкий» уклад жизни, не утихала.
То в одном, то в другом месте вспыхивали восстания.
Плелись заговоры против Калнышевского.
И писались на него доносы.
Чтобы скомпрометировать кошевого атамана, слагались песни о том, будто он уже принял мусульманство и «побусурманился».
А тем временем старшина жирела, боеспособность казаков падала.
А тут ещё кошевой атаман вступил в тайные переговоры с турецким султаном.
Об этом не замедлил сообщить в Петербург полковой старшина Войска Запорожского низового Павел Савицкий.
В январе 1767 года он писал в Петербург, что кошевой атаман вместе с войсковым писарем Павлом Головатым и военным есаулом готовятся в ближайшие месяцы предать Россию и принять турецкое предложение.
Павло Савицкий доносил на кошевого, будто он говорил своему писарю:
«Вижу, нечего надеяться на русских, а нужно написать турецкому императору и, отобрав в Войске 20 добрых казаков, отправить с прошением принять Войско Запорожское в турецкую протекцию, а в Войско напишем, чтобы все готовились к походу; напишем, что когда российская регулярная армия или гусарская какая-нибудь команда до запорожских владений войдёт, то чтоб ни одного человека не впустили в границы, а если бы стали силою входить, то поступали с ними как неприятелями».
И с турками, и с татарами чтоб жили «смирно и дружно».
Далее Павел Савицкий писал, что войсковой есаул после этого разговора отсутствовал в Сечи более двух недель (вероятно, объезжая Запорожье для обсуждения ситуации с паланковой старшиной)…
Но царское правительство сочло это письмо клеветой, не сомневаясь в преданности кошевого атамана.
Екатерина II писала Калнышевскому, что:
«У нас никогда не было ни малейшего сомнения в вашей со всем войском к нам верности».
Со временем выяснится, что подозрения о дипломатических связях Запорожской Сечи с Крымом (вассалом Турции) были обоснованными.
Получается, что Калнышевский тайно, за спиной императрицы, вёл переговоры с татарами и турками.
А это значит, что не был он таким уж белым и пушистым.
И совсем не без вины его позже сослали в Соловки...
Кошевой атаман вошёл в историю и как выдающийся военный деятель.
В 78-летнем возрасте возглавил он Запорожское войско в русско-турецкой войне (1768 – 1774 годов).
Пётр Иванович непосредственно руководил многотысячным соединением конницы - воевал с крымскими татарами и турками.
Сначала Калнышевский с запорожцами действовал в армии графа Румянцева.
И отражал турецкие набеги на запорожские земли по реке Бугу.
Зимой 1769 года мощные набеги крымских татар и ногайцев опустошили западные и северо-восточные пределы Запорожья. Особенно пострадали тогда густонаселённые Самарская и Орельская паланки. Ущерб был нанесён огромный.
К весне Пётр Иванович смог контролировать ситуацию и произвести ответный удар опустошением ногайских аулов на реке Молочной и возле Перекопа.
В следующем году – в 1770-м - запорожцы под командой Калнышевского состояли в армии князя Прозоровского.
Они:
- Сокрушали коммуникации противника.
- Опустошали его тылы от Аккермена и Хаджибея (нынешние Белгород-Днестровский и Одесса) до Таганрога.
- Содействовали разгрому турок русскими войсками при Ларге и Кагуле.
- Важным вкладом запорожцев в победу над Турцией было отторжение из-под власти Крымского ханства ногайских орд, составлявших главную массу лёгкой кавалерии противника.
Летом 1770 года Калнышевский возглавлял пятитысячный отряд запорожцев в составе авангарда русских войск под командованием генерала Прозоровского.
К слову, в рядах авангарда кроме запорожских действовали и донские казаки, традиционно превосходившие своих сечевых коллег в организованности, дисциплине и боевой выучке.
Пока авангард Прозоровского перемещался в соответствии с планами командования, запорожцы в свойственной им манере проводили так называемые поиски.
В ходе их решалась главная для казаков задача - получение добычи.
Ведь нравы в ХVIII веке были далеко не ванильные. И грань между завоеванием военных трофеев и мародёрством выглядела зыбкой. Особо запорожцев винить не за что. Ведь они как привыкли, так и действовали. Да и Сечь, как мы знаем, исконно жила не за счёт разведения цветов и вышивания крестиком…
Из исторической справки, представленной в суд Черноморским гайдамацким объединением, и, по мнению самих гайдамаков, призванной доказать величие полководческих заслуг Калнышевского:
«Запорожцi спустошили низку сiл, а також спалили мiстечко Аджидер (сучасне м. Овiдiополь), де взяли чималу здобич, хоч там ворогiв нiкого не застали...»
Мне думается, что представлять разбой, грабёж и конокрадство в виде великих подвигов и выдающихся побед, очевидно, не стоит...
Итак, противника не обнаружили, сопротивления никто не оказывал, но сёла разграбили и городок сожгли.
После этого двинул Пётр Иванович своих чудо-головорезов к Хаджибею.
2 июля 1770 года запорожцы ворвались в турецкую слободу, расположенную возле крепости Хаджибей.
Она и представляла собой жилые дома, ремесленные мастерские, конюшни и торговые лавки.
Саму крепость при этом штурмовать никто не собирался. Потому как дело это было хлопотное, опасное. И, главное, с точки зрения добычи малоперспективное.
Другое дело - слобода…
Небольшой турецкий отряд из состава гарнизона крепости сделал вылазку и пошёл на выручку своим семьям.
Однако доблестные запорожцы «увiйовши у тi будинки приступом, усiх туркiв порубали, а форштадт спалили».
Крепость Хаджибей, в отличие от слободы, осталась нетронутой...
Пётр Иванович же вместе с Прозоровским удовлетворились перечислением в победных реляциях данных об освобождении из турецкого плена жителей Валахии (нынешней Молдовы), евреев и цыган. А также количества захваченных единиц крупного рогатого скота, лошадей и овец.
Ну, кому война, а кому мать родная…
Подобные вылазки казаков, по правде говоря, поощрялись командованием русской армии. Поощрялись как действия, наносящие урон тыловой базе противника и одновременно обеспечивающие провиант своим частям.
В 1771-1772 годах военная деятельность Калнышевского ограничилась охранением реки Буга.
За боевую доблесть и личную храбрость Екатерина II наградила кошевого атамана 5 января 1771 года большой именной Золотой медалью с личным портретом, вправленным в бриллиант, на Андреевской ленте и надписью:
«Войска Запорожского кошевому Калнышевскому за отменную храбрость против врага, поступки и особенное к службе старание».
Кроме того, через 2 года (в 1773 году) Петру Ивановичу было присвоено воинское звание русской армии - генерал-лейтенант.
Надо сказать, что во время войны с Турцией запорожское казачество, в значительной степени благодаря личности П. Калнышевского, стало «модным явлением» в придворных кругах Петербурга.
Многие российские вельможи и офицеры считали за честь записаться в один из 38 казацких куреней. И стремились записаться в реестр войска Запорожского, прославленного победами в сражениях.
Первым записались граф Панин и князь Прозоровский.
Впоследствии - астроном Эйлер.
В 1772 году уже сам фаворит императрицы генерал-поручик Потёмкин попросил П. Калнышевского записать его в казаки.
Что и было сделано.
Называя кошевого атамана «неразлучным другом», Г. Потёмкин писал:
«...Уверяю вас чистосердечно, что ни одного случая не пропущу, где усмотрю принести любую желаниям вашу выгоду, на справедливости и крепости основанную».
Согласно древнему казацкому обычаю его назвали новым прозвищем - Грицько Нечёса (за большой лохматый белый парик).
Новороссийский генерал-губернатор Г. Потёмкин выражал своё уважение и любовь войску Запорожскому, подчёркивал свою тогдашнюю готовность услужить «милостивому своему отцу», как он называл Калнышевского.
Ну а потом была ликвидация Новой Сечи...
Случилось это в 1775 году.
(Подробнее об этом написано в моей статье «Ликвидация казацкой республики – Запорожской Сечи»).
Как известно, после разрушения российским войсками Запорожской Сечи 85-летний кошевой атаман Петр Калнышевский, войсковой писарь Иван Глоба и военный судья Павло Головатый были арестованы.
Их судьба находилась в руках Екатерины II.
В августе 1775 года царица издала указ, в котором говорилось, что:
«Сечь Запорожская окончательно уже разрушена, с уничтожением на грядущие времена и самого названия запорожских казаков, не менее чем за оскорбление нашего Императорского Величества за поступки и дерзости, которые совершаемы были от этих казаков непокорностью нашим высочайшим Повелениям».
В манифесте Екатерины II о ликвидации Запорожской Сечи ничего не было сказано о вине Калнышевского.
В последующих документах значилась формулировка «за вероломное буйство и разграбление подданных».
В чём заключалось это «буйство», оставим на совести её автора - Г. А. Потёмкина.
Что же касается «разграбления подданных», то здесь ясно просматривается контекст борьбы запорожцев с русскими помещиками за землю. А также то, что царское правительство считало главной виной последнего запорожского кошевого колонизацию Юга Украины.
После ареста Пётр Калнышевский, вдруг, куда-то исчез.
И никто (даже ближайшие родственники) не знал, где же он находится.
Даже через много лет после смерти Калнышевского никто на Украине не знал и не ведал, где он провёл остаток своих дней, и где находится его могила.
Казачьи песни намекали, что кошевой перебрался на Дон.
В одной из них говорилось, что Калнышевский якобы бежал в Турцию и там женился.
Лишь значительно позже, уже почти через век, исследователи установили, что:
- кошевого П. Калнышевского сослали в Соловецкий монастырь,
- военного писаря Глобу - в Туруханский монастырь, а
- военного судью Головатого - в Тобольский монастырь.
Заслуживает внимания версия Д. Кулиняка о том, что Екатерина II ревниво поддерживала свою репутацию «гуманистки и благодетельницы» и поэтому вряд ли стала бы преследовать 85-летнего Калнышевского.
Тем паче тот уже не представлял для неё реальной угрозы.
Не следует также забывать, что Пётр Иванович был уравнён в правах с российским дворянством.
Поэтому Д. Кулиняк считает, что П. Калнышевскому позволили вернуться на свой хутор на родной Роменщине, чтобы тихо доживать век.
Но почему же тогда почти через год после разрушения Сечи его арестовали?
По мнению Кулиняка, Калнышевский тайно налаживал контакты с той частью казачества, которая пыталась учредить новую Сечь за пределами Российской империи (на территории Османской империи).
За что и поплатился…
Именно эти планы кошевого атамана и стали причиной гнева Екатерины II.
По версии Г. Фруменкова, П. Калнышевский вместе с военным писарем и судьей был выслан в Москву в распоряжение военной коллегии.
Военная коллегия признала его виновным в неповиновении правительству.
Правительство решило без огласки расправиться с ним.
Г. Потёмкин, в прошлом большой «поклонник» П. Калнышевского, с присущей ему изысканностью сформулировал обвинительное заключение против бывшего кошевого атамана.
Он просил не применять к нему и его соратникам смертную казнь, а отправить их на пожизненное содержание в монастыри:
- кошевого - в Соловецкий,
- а двух других - в Сибирь.
Они не имели права покидать территорию монастырей. Им запрещалась переписка и вообще какое-либо общение с посторонними людьми.
По приговору Военной коллегии Петр Калнышевский было осуждён на пожизненное заключение в Соловецком монастыре. Там ещё с XVI века существовала тюрьма для особенно опасных преступников.
На этом документе имеется собственноручная подпись царицы:
«Быть по сему».
В нём было отмечено, что:
«Заводя собственное хлебопашество, расторгал он тем самое основание зависимости от престола нашего и помышлял среди отечества Российского область сотворить совершено независимую под собственным своим неистовым управлением».
Согласно указу последний кошевой Пётр Калнышевский должен был отправиться на вечную ссылку в Соловецкий монастырь «за вероломное буйство и разорение российских подданных».
Предание же гласит, что:
«Клята баба Катерина II предложила кошевому атаману:
«Получай волю и имение. Только отрекись от казацтва».
На что Калнышевский гордо ответил:
«Нет! Или воля казацкая, или тюрьма!» и не изменил присяге, данной сечевому товариществу, которое выбирало его «казацким батьком».
И «по высочайшему повелению» императрицы Екатерины II последнего кошевого атамана Запорожской Сечи заковали в кандалы и сослали на Соловки...
В контексте исследования судьбы Петра Ивановича следует подчеркнуть особую роль П. Ефименко, известного российского историка.
Он разыскал в Архангельске дело о высылке в Соловецкий монастырь кошевого П. Калнышевского.
В ноябре 1875 года журнал «Русская старина» опубликовал его статью «Калнышевский, последний кошевой Запорожской Сечи».
Благодаря этому мы знаем подробности «путешествия» последнего кошевого атамана на Соловки…
Вот как было дело.
25 июня 1776 года секунд-майор 1-го Московского пехотного полка Александр Пузыревский выехал во главе конвоя, сопровождавшего Калнышевского из Москвы в Архангельск.
Конвоирование осуществлялось в режиме секретности.
В данной Пузыревскому подорожной Калнышевский упоминался как «некоторый арестант».
Для поездки использовалось 9 подвод, которые должны были сменяться на почтовых станциях «без всякаго задержания».
Пузыревский имел указание «чтоб он содержал… [арестанта] в крепком присмотре и во время пути от всякаго с посторонними людми сообщения удалял».
Тысячекилометровое расстояние от Москвы до Архангельска было преодолено (если учесть состояние коммуникаций) в очень спешном порядке – всего за 16 дней.
2 июля миновали Вологду.
7 июля – Важеск.
11 июля Пузыревский вместе с подконвойным прибыл в Архангельск.
Архангельский губернатор Егор Головцын должен был проявить недюжинную энергию для того, чтобы обеспечить наискорейшую отправку «некоторого арестанта».
Для отправки заключённого на Соловецкие острова по распоряжению губернатора было нанято судно архангелогородского купца Воронихина. И тому на следующий день было выдано «дватцать рублей из неположенных в стат доходов».
Днём раньше из архангелогородской губернской роты в распоряжение Пузыревского были командированы сержант Иван Шапошников и трое рядовых: Лукьян Зуев, Антон Луковицын и Матвей Субакин.
Они должны были охранять последнего кошевого (судя по выданным им деньгам на провиант и медикаменты) в течение года.
Судно купца Воронихина, согласно предписанию губернатора, на всём пути следования до Соловков должно было обеспечиваться местными крестьянами «потребным… числом хороших проводников без малейшаго задержания под опасением строгого за остановку взыскания».
Опасное путешествие затянулось до 29 июля.
На выходе из устья реки Двины судно попало в шторм.
Затем дважды садилось на мель, отчего было сильно повреждено.
И 18 июля остановилось на урочище Кумбыш.
После произведённого в скорости ремонта и замены заболевшего кормщика,
корабль, наконец, вышел в Белое море.
Дальнейшее его плаванье было каботажным. То есть, осуществлялось вдоль берега.
На ночлег останавливались в находящихся на побережье монастырях и деревнях. Последняя остановка была сделана в деревне Дураковой.
Дальнейший путь пролегал по прямой линии на Соловки, минуя остров Сокжинский, окружённый каменными островками – Бакланами, к югу от которого находится Онежская губа.
Дальше следовал Анзерский остров, входящий в состав Соловецкого архипелага. Там сделали остановку на ночлег в Анзерском скиту.
И отправились через остров Муксалма к Большому Соловецкому острову, обогнув его с южной стороны.
Корабль, вёзший Калнышевского, достиг Соловков к 29 июля.
Именно этим днем датируется передача А. Пузыревским в монастырскую казну денег, предназначенных для содержания Калнышевского и первая исповедь кошевого атамана в стенах этого монастыря.
30 июля архимандрит Соловецкого монастыря Досифей отрапортовал архангельскому губернатору о принятии «государевого преступника».
Вот с этого дня - 30 июля 1776 года – и начинается Соловецкий период в жизни Петра Калнышевского.
Последний кошевой атаман запорожцев 25 лет провёл в заключении, лишённый права переписки и общения.
Образ национального героя-мученика, невинно страдающего от своеволия царских властей в застенках Соловецкого монастыря, породил ряд животрепещущих картин о тяготах заключения Калнышевского.
Его будто бы разместили в одном из самых мрачных казематов крепостной тюрьмы.
Режим якобы отличался исключительной суровостью.
Мол, фактически старец был заживо замурован…
Д. И. Яворницкий, посетивший в мае 1887 года Соловецкий монастырь с целью сбора материала о нахождении Петра Калнышевского в заключении, записал ряд местных рассказов о том, что последний кошевой будто бы содержался в земляной яме.
Эти рассказы пространно изложил Иван Шаповал в своей книге «В поисках сокровищ» («В пошуках скарбiв»). Она неоднократно издавалась в 1960–1980-е годы.
Вот как Иван Шаповал описывал пребывания на Соловках казацкого атамана:
«Когда кошевого перевели из Прядильной камеры в иное помещение, то от него осталось в камере более как на два аршина нечистот; что, просидевши в тюрьме столь долгое время, он одичал, стал хмурым и потерял зрение; что у него выросла длинная борода и вся одежда на нём распалась на лохмотья и спадала с плеч»…
«Когда Александр I посетил Соловки и увидел яму, в которой сидел кошевой Петр Калнышевский, он «пришёл в ужас».
Чтобы хоть чем-то задобрить невинного мученика, император спросил Кальнышевского, какое бы он хотел вознаграждение за перенесённые муки и страдания?
Калнышевский пренебрежительно смерил взглядом царя: «Ничего мне, государь, не надо, кроме одного: повелите возвести острог для таких же мучеников, как и я, чтобы они не страдали в земляных ямах».
Царь приказал ямы ликвидировать…»
Если верить Шаповалу, в Соловецком монастыре (что находился на острове в Белом море) Калнышевского содержали в каменном мешке под башней.
Это был один из самых страшных казематов.
В исторических документах сохранилась опись этой темницы.
Она имела форму лежачего урезанного конуса из кирпича.
Длина – 2,8 метра, ширина – 2,1 метра, высота при входе - 2,1 метра, а в узком конце - 1 метр.
При входе справа – ложе для заключённого.
Стены серые, с плесенью.
Воздух затхлый, спёртый.
В узком конце находится маленькое окошко (24 сантиметра). Лучи света через три рамы и двое решёток сумрачно освещают этот страшный каземат.
Содержали Калнышевского в этой темнице как зверя какого-то.
Его приковали железом за обе ноги и левую руку. Свободной оставили только правую руку.
В этой страшной темнице заключённый деревенел от холода, не знал ни света, ни тепла.
Тело его, особенно закованные ноги, покрывались язвами и болячками. Ноги и руки сводило от страшного ревматизма.
Одежда превращалась в лохмотья.
Из еды подавали только хлеб и воду.
Собственные испражнения отравляли вонью всю яму.
И, вдобавок ко всему этому, на несчастного заключённого нападали голодные крысы.
И вот в таких страшных условиях Калнышевский провел целых 25 лет(!).
Только подумать: 25 лет старец выдерживал немыслимые испытания ради идеи!
Да его можно сравнить едва ли не с Прометеем!
Вот так преподносят некоторые украинские исследователи историю пребывания Калнышевского в Соловецком монастыре…
На самом же деле, подобного рода рассказы совершенно не соответствуют действительности.
По исследованиям ряда историков предстаёт совершенно иная картина пребывания Петра Кальнышевского на Соловках, нежели это изображает отечественная историография…
Ещё известный украинский историк-исследователь Дмитрий Яворницкий, нашедший в монастырском архиве документы о кошевом атамане, утверждал:
«Калнышевский сидел не в Остроге и не в яме башни Корожней, где содержались самые тяжкие преступники, а в монастырской келье, того самого дома, где жила и вся братия Монастырская, начиная с архимандрита и кончая простыми трудниками».
Яворницкий отдельно отмечал, что последнего кошевого не могли держать в земляных ямах, хотя бы потому, что они – эти ямы - были замурованы ещё в 1742 году.
Собственно, это подтверждается и данными позднего исследователя Г. Г. Фруменкова.
А также материалами последних исследований проведённых в 2002 году современным историком В. В. Грибовским в архивах Москвы, Архангельска и Соловецкого монастыря.
Да. Земляные ямы, действительно, были на Соловках одним из способов наказания преступников, которые совершили тяжёлые преступления против религии и морали. По сути это была своего рода епитимья, к которой прибегали и сами пустынники по собственной воле.
Ужасные рассказы об этих ямах зафиксировал посетивший Соловки в 1872 году В. Немирович-Данченко. Хотя монахи его и уверяли, что «подземные тюрьмы» на Соловках являются пустыми выдумками газетчиков.
Известно, что ещё в 1742 году царское правительство приказал Соловецкому настоятелю засыпать все ямы для колодников. А их самих перевести в наземные помещения.
Настоятель в отчете правительству отрицал наличия колодницких ям.
А специальная правительственная инспекция монастыря не выявило случаев содержания заключённых, не предусмотренных инструкциями.
Тем не менее, это не прекратило существование слухов о таких ямах.
По Г. Фруменкову:
«Земляная тюрьма представляла собой вырытую в земле яму, глубиною два метра, обложенную по краям кирпичом и покрытую сверху досчатым настилом, на который насыпалась земля. В крыше прорубывалось отверствие, закрываемое дверью, запиравшейся на замок после того, как туда опускался узник или пища ему. Для спанья пол устилался соломой. Для естественной нужды раз в сутки опускались через потолочное окошко и поднимались для очищения специальные суда».
Но Калнышевский не мог находиться в колодницкой яме по причине того, что:
- Во-первых.
Подобное место заключения использовалось преимущественно для содержания лиц, обвинённых в тяжких преступлениях против церкви (как вид епитимьи).
А кошевой атаман относился к «государственным преступникам», а не к тем, кто совершил преступление против религии и морали.
Более того, кошевого удерживали там как знатного узника.
А это предполагало особые привилегии…
Яворницкому удалось выяснить, что, находясь в заключении, Пётр Иванович имел вполне приличное содержание:
«Я увидел, что Калнышевский содержался много иначе, чем другие арестанты и колодники, сидевшие в Соловецком заключении, получая по 1 рублю в день или 365 -366 рублей в год».
Следует отметить, что на содержание П. Калнышевского была выделена крупная для того времени сумма: 1 рубль золотом в сутки. По тем временам это была гигантская сумма.
Для сравнения - на монахов монастыря расходовались 2,5-3 копейки в сутки.
Годовое же содержание монаха в том же монастыре обходилось в 9 рублей, простого заключённого от 10 до 30 рублей.
Причем, это была громадная сумма не только для монастыря: Калнышевский, мотая срок, получал в 5 с гаком раз больше жалования кошевого атамана Запорожской Сечи...
Во вторых.
Ещё 20 января 1742 года указ императрицы Елизаветы Петровны обязал Соловецкого настоятеля засыпать все ямы для колодников, а их перевести в наземные помещения.
Впоследствии слухи о существовании таких ям снова дошли до Петербурга.
Из-за этого в 1758 году на Соловки выехал даже специальный инспектор.
Он, впрочем, ничего подобного не обнаружил.
И дело о существовании колодницких ям было окончательно закрыто.
Авторитетный исследователь соловецкой истории Г. Г. Фруменков резонно полагал, что колодницкие ямы были засыпаны накануне приезда инспекции в 1758 году.
Хотя, впрочем, он, не приводя должных аргументов, предположил, что сразу после отъезда проверяющих «монахи опять распечатали их и стали помещать туда «упорствующих в своей ереси» раскольников, а позднее и революционеров». То есть использовались «до самого конца XVIII века… и в первой половине ХIХ века».
Скорее всего, ямы были, действительно, засыпаны к 1758 году.
Поскольку вряд ли, имея строгое правительственное запрещение, Соловецкие монахи имели столь нужную необходимость втайне использовать их.
Ведь тогда они рисковали быть в этом уличёнными:
- как офицерами и солдатами Соловецкого гарнизона, часто сменяемыми,
- так и кем-то из паломников или работников, в огромном количестве ежегодно приезжающих на Соловки…
В любом случае, Пётр Калнышевский находился в наземном помещении.
Это видно из письма наместника монастыря Симона от 12 октября 1779 года, адресованного архимандриту, в котором сообщалось:
«По многократной меня прозбе Петра Ивановича Колнышевского, для надобности ему к поправлению и перекрытия кельи, в которой он живёт, что от дождя великая теча происходит, отчего и платье у него гниёт, и просит ваше высокопреподобие приказать особливо, сверх монастырских нанятых в плотничную работу работных на ево сщёт нанять четырёх человек и весной с протчими монастырскими работниками прислать».
Конечно, «гниющее платье» – свидетельство крайне трудных условий заточения.
Но при этом, как видно из документа, Калнышевский мог на собственные средства нанимать плотников для починки крыши...
Документы Соловецкого архива, сохранившиеся к моменту приезда Д. Яворницкого, указывали, что Калнышевский сначала находился в одной из келий (каземата) Головленковской тюрьмы.
Расположена она была возле Архангельской башни Соловецкого кремля.
По состоянию на 13 ноября 1788 года Калнышевский находился в келье № 15.
Д. Яворницкий сделал убедительный вывод о 12-летнем пребывании кошевого атамана в Головленковской тюрьме.
Мнение по этому поводу Г. Фруменкова сформулировано без ссылки на конкретные документы.
Он полагал, что:
«В каменном мешке Головленковской тюрьмы… Калнышевский провёл 16 лет, после чего ему отвели более «комфортабельную» одиночную камеру рядом с поварней, где он просидел ещё 9 лет».
Затем (ноябрь 1789 года) запорожский узник был переведён от Архангельской к Прядиленной башне Соловецкого кремля в келью № 14.
М. Колчин, опираясь на монастырскую устную традицию, полагал, что Калнышевский находился в здании под названием Сушило, расположенном возле монастырской мельницы при Белой башне:
«При самом входе под башню находится жилище мельников, от дверей которого идёт узкий темный проход сажени две длины; чтобы не заплутаться и не запнуться за что-то, необходимо идти с огнём. Спускаемся ступени на три ниже уровня земли, идем по узкому тёмному проходу, сворачиваем немного вправо и входим низкою дверью в большую, квадратную, сажени в три, комнату. В ней темно, так как нет ни одного окна, а взамен этого на каждой стене находились двери с махонькими вырезками среди них. Комната целиком состоит из кирпича: пол, потолок, стены, лавки, полки, – словом, всё кирпичное. Сыро, стены мокрые, заплесневелые; воздух спёртый, удушливый, такой, какой бывает в сырых погребах. Испугавшиеся света крысы, водящиеся здесь во множестве, с ужасом бросаются вам под ноги. В этой комнате в прежнее время помещалась стража, караулившая узников, заключённых в казематы, расположенные по всем сторонам этой комнаты. Прямо перед нами маленькая, аршина в два вышины, дверь с крошечным окошечком в средине её; дверь эта ведёт в жилище узника… Оно имеет форму лежачего усеченного конуса из кирпича, в длину аршина 4, шириною сажень, высота при входе три аршина, в узком конце полтора. При входе направо мы видим скамью, служившую ложем для узника, над нею почернелая до неузнаваемости икона, а за нею сохранилась пасхальная верба. На другой стороне остатки разломанной печи… В узком конце комнаты находится маленькое окошечко вершков шесть в квадрате; луч света, точно украдкой, через три рамы и две решётки тускло освещает этот страшный каземат. При таком свете читать можно было в самые светлые дни и то с великим напряжением зрения. Если заключённый пытался через это окно посмотреть на свет Божий, то его взорам представлялось одно кладбище, находящееся прямо перед окном… Рассказывают, что в рассматриваемом нами каземате последний кошевой бывшей Сечи Запорожской, Калнышевский просидел 16 лет».
Конечно, М. Колчин описал состояние этого помещения в начале ХХ века, когда монастырь уже не использовался как место заключения, а многие из его прежних служебных и хозяйственных помещений утратили былое значение.
Во времена же Калнышевского в Сушило было тепло и сухо.
В целом же, как отмечают современные исследователи, условия нахождения в Соловецкой тюрьме были терпимые.
Как и монашествующая братия, заключённые находились в приспособленных кельях, в которых существовала отопительная система, идущая от хлебопекарных и других печей.
Питание Соловецких заключённых разнилось.
Существовала и разница в перечне блюд, подаваемых в верхней, нижней и «рабочей» трапезе монастыря.
Традиционные Соловецкие блюда состояли из холодной или варенной трески с квасом, хреном, луком и перцем, щи с капустой, палтусом, овсяной и ячменной крупой и подболткой.
Были также и суп из сухой трески с картофелем, подболткой и молотыми костями палтуса «для вкуса», и каша. По воскресным и праздничным дням пшённая. Гречневая – по понедельникам, средам и пятницам. В другие дни – ячменная. В скоромные дни – со сливочным, в постные – с постным маслом.
В воскресенье употреблялась водка.
Все дни в году разделялись по характеру принятия пищи:
- в скоромные дни употреблялись молокопродукты, скоромная рыба;
- постные дни делились на постные рыбные и постные безрыбные.
Эта пища была вполне здоровой. Среди Соловецких обитателей не было заболеваний цингою…
Учитывая военные заслуги Петра Калнышевского, на содержание и питание почётного пленника правительство ежегодно выделяло достаточно большие средства.
Императрица надеялась, что последний атаман Войска Запорожского покается.
Надеялся на это и всесильный Григорий Потёмкин.
Он не забывал своего «друга» и периодически запрашивал Синод:
Жив ли ещё атаман?
Но Пётр Калнышевский пережил и «светлого князя», и «императрицу Всея Руси».
За 25 лет пребывания на Соловках он ни разу не обратился с просьбой ни к Екатерине, ни к её наследникам…
Охраняли П. Калнышевского («великого грешника») в течение многих лет, как правило, одни и те же часовые во главе с начальником соловецкого отряда. Его охраняли 4 солдата с офицером, хотя у других политзаключённых было по 2 конвоира.
Находясь в православном монастыре, Петр Калнышевский, регулярно исповедовался и причащался.
Вёл он себя смиренно и набожно, чем снискал уважение у монашества.
И до конца жизни сохранил ясный ум и память.
Лишь трижды в год - на Пасху, Рождество и Преображения - его выводили из кельи.
Вероятно для участия в православных праздниках и торжественном обеде в одной из палат Успенского трапезного собора.
Во время одного такого случая местные поморские рыбаки видели этого «казацкого атамана» на входе в Трапезную палату и оставили такие наблюдения:
«Росту среднего, старый видом, седастые волосы и волос обсекся; видно, что много сидел. Борода не долгая, белая… Говорил он не так чисто, как по-русски».
Был одет в китайчатый синий сюртук с оловянными пуговицами в два ряда и красный кармазин.
Поморы также были свидетелями того, как на этом ветхом старике остановил свой взгляд архимандрит, молвив:
«Древний ты, землею пахнешь».
В течении 25-летнего пребывания на Соловках кошевой не менее 3-х раз менял свое место нахождения.
И во всех случаях его кельи отличались хорошими условиями для жизни.
Последним местом обитания Калнышевского была Келарская палата Соловецкого Спасо-Преображенского собора.
Об уважении Калнышевского к Соловецкой святой обители свидетельствуют его богатые подарки монастырю:
В 1794 году он пожертвовал Спасо-Преображенскому собору Соловецкого монастыря серебряный запрестольный крест весом более 30-ти фунтов (13,6 килограмма).
В 1798 году на средства Калнышевского была изготовлена сребропозлащённая риза с венцами, весом 24 фунта 84 золотника
А в конце жизни, в 1801 году, в честь своего освобождения, поднёс в дар Соловецкому монастырю ценное Евангелие, оправленное в серебро с позолотой.
Одна оправа его весила больше двух пудов (32 килограмма).
А стоимость иконы - 2435 рублей.
Это были очень богатые подношения.
К тому же данные страждущим узником...
Богомольный узник дождался своего освобождения весною 1801 года.
По манифесту внука Екатерины - «самого либерального» императора Александра I (от 12 апреля) Петру Ивановичу было «даровано прощение» и право по собственному желанию выбрать место проживания.
Бывший кошевой, который за 25 лет пребывания в одиночестве ослеп, обрёл, наконец-то, свободу, получил «волю».
А было ему тогда 110 лет (и из них последние – четверть столетия – он пребывал в одиночной камере монастырских застенков!).
Это был настоящая богатырская натура, настоящий запорожский дуб!
Но Калнышевский не воспользовался «даром нового благодетеля».
В ответ на дарование ему свободы Александром I амнистированный атаман в письме архангельскому губернатору Мезенцеву благодарил царское правительство.
И не желая по старости и слепоте покидать Соловки, атаман в «просьбе» на царское имя просил оставить его на прежних условиях в монастыре:
«…Поелику ныне достиг уже я совершенно глубокой ста десятилетней старости и лишась совершенно зрения, не могу отважиться пуститься в путь столь дальний, а расположился остатке дней моих посвятить в служение Единому Богу в сем блаженном уединении, к коему чрез дватцатипятилетнее время моего здесь пребывания привык я совершенно, в обители сей ожидать с спокойным духом приближающагося конца моей жизни».
Не потеряв разума и чувства юмора, он обосновывает своё решение тем, что привык к монастырю и «здесь оною (свободой) наслаждаюсь в полной мере».
11 июля 1801 года прошение Калнышевского было удовлетворено Александром I, который предписал «оное жалованье продолжать производить по смерть его».
Согласно местному преданию, Петра Ивановича навестил на Соловках царь:
Александр сел, опустил руки, не зная, как начать разговор со старцем.
В итоге произнёс:
- Вы прощены и свободны!
На что Калнышевский ему ответил:
- Я был свободен всю свою жизнь и делал то, что желал мой народ. А прощенье мне может дать только Господь Бог.
Чтобы хоть чем-то задобрить невинного мученика, Император спросил его, какую бы он хотел награду за перенесённые муки и страдания?
Пётр Калнышевский пренебрежительно смерил взглядом царя:
«Ничего мне, Государь, не нужно, кроме одного: прикажи построить Острог для таких же мучеников, как и я, чтобы они не страдали в земляных ямах».
Итак, следуя старому запорожскому обычаю, Пётр Калнышевский остался коротать свой век послушником при православном монастыре.
Свободой наслаждался П. Калнышевский, правда, недолго.
31 октября 1803 года в мире с людьми и Богом почил последний запорожский кошевой атаман.
Таким образом, будучи формально местом заключения, Соловецкий монастырь стал для Петра Калнышевского не «мученическим венцом», а местом умиротворения и примирения с Богом.
Об особом почитании братии монастыря Петра Ивановича Кальнышевского свидетельствует тот факт, что его погребли на почётном месте - южном подворье Спасо-Преображенского собора при Успенской церкви. Похоронили рядом со знаменитым духовным и политическим деятелем России периода Смутного времени преподобным Авраамием Палицыным и Соловецким архимандритом Феодоритом.
Это было особой честью, оказанной последнему запорожскому кошевому Соловецкими иноками.
А в 1856 году по распоряжению архимандрита Александра Павл;вича на могиле Калнышевского была установлена плита с серого отполированного гранита.
На ней высечена эпитафия, содержащая краткое жизнеописание атамана:
«Здесь погребено тело в Бозе почившего кошевого бывшей некогда Запорожской грозной Сечи казаков атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию обитель по Высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году, по Высочайшему же повелению, снова был освобождён, но уже сам не пожелал оставить обитель, в коей обрёл душевное спокойствие смиренного христианина, искренне познавшего свои вины.
Скончался 1803 года, октября 31 дня, в субботу, 112 лет от роду, смертью благочестивою, доброю».
Могила славного атамана, сильного духом и телом, не сохранилась.
В 1930-х годах в Соловецком монастыре вновь была создана тюрьма - уже для врагов Советской власти.
И на месте монастырского кладбища были разбиты огороды, которые возделывали политзаключённые.
От захоронения Калнышевского осталась только каменная могильная плита.
Про Петра Калнышевского не забывают на Соловках и до сих пор.
В августе 2002 года был открыт некрополь в Германовском дворике, где расположили плиту с могилы атамана.
Как свидетельствуют сотрудники заповедника: среди туристов история Петра Калнышевского пользуется большой популярностью…
Рецензии
Равиль, очень благодарна вам за за полный ответ на многие возникшие вопросы, когда я 26 октября слушала передачу по радио "Вести FM" : http://radiovesti.ru/episode/show/episode_id/42079
Там, кстати, на вашу фразу "МОГИЛА СЛАВНОГО АТАМАНА, СИЛЬНОГО ДУХОМ И ТЕЛОМ, НЕ СОХРАНИЛАСЬ" - эта передача дает опровержение. Но, возможно, это вам уже известно.
С искренним интересом к вам - коллега Екатерина Яковлевна.
Спасибо Вам, Екатерина! Я когда-то возил своих учеников в село Покровское (где находилась Новая сечь). Там ест гранитная стелла в честь Калнышевского. И замечательный народный музей (где есть экспонаты о последнем кошевом атамане). Возил детишек к гранитным водопадам (это недалеко от станции Ток). В тех краях находился зимовник Калнышевского и по преданию спрятаны его сокровища. Там сейчас стоит памятник ему.Радио я не слушаю. Потому как убедился, что частенько там врут самым наглым образом (что в "Эхо Москвы", что в "Вести ФМ).И для меня они не авторитет. Да, когда Яворницкий ездил в Соловки, могила была. Но в 90-х годах украинские историки ездили туда, и кроме плиты могильной, ничего не нашли. Нынешние горе-историки столько всего наворотили, настолько извратили, сфальсифицировали нашу историю, что доверия к ним нет. Я уважаю только Толочко, Чайковского, Масловского (его, к сожалению, убили в подъезде своего дома нынешние бандеровцы, как и Олеся Бузину).Они остались честными и объективными историками. А многие 30-25 лет тому назад писали одно, сегодня совершенно противоположное. За бабло они и мать родную продадут. Ни чести, ни совести у этих оборотней нет...
информацию о портале и связаться с администрацией .
Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
Петр Калнышевский - знаменитый атаман Запорожской Сечи, который последним в истории казачьей республики занимал эту высокую должность. За подвиги, совершенные при жизни, этот человек, после рассмотрения Священным Синодом Украинской Православной Церкви рапорта Синодальной Комиссии по канонизации святых, был канонизирован. Праведного Петра Калнышевского поминают 13 ноября по новому стилю, в день его смерти. Как жил этот человек, и какие чудеса, свершаемые им при жизни, послужили тому, что он был причислен к лику святых? Ответ на этот вопрос попробуем дать в статье.
Начало жизненного пути
Калнышевский Петр Иванович был уроженцем села Пустовойтовка, которое находится в (Украина). Год его рождения - 1691. К сожалению, в истории практически не сохранились данные о его детских и юношеских годах. Факты о его ранних годах подтверждены только воспоминаниями очевидцев да рассказами, которые в народе передавались из уст в уста.
Известно только, что родился он в семье казацкого старшины. Вскоре его мать овдовела, и Петр в 8-летнем возрасте попал на Правда это или легенда - достоверно не известно. Как именно он попал в пристанище казаков, тоже не известно.
На Запорожье Петр Калнышевский получил первое образование, это была школа при церкви. Надо отметить, что в то время образование имело огромную роль в дальнейшей карьере любого казака. На Запорожье при церквях было открыто несколько школ, где уроки проводили представители духовенства.
Достоверен тот факт, что военную карьеру он начал как простой оруженосец. Прежде чем стать кошевым атаманом, он был и походным полковником с 1752 по 1761 г., и военным есаулом в 1754 г., и военным судьей с 1763 по 1765 г.
Калнышевский был очень талантливым полководцем, бесстрашным воином, хитрым политиком; он многое знал и умел. Поэтому неудивительно, что вскорости он был удостоен нового воинского звания - генерал-лейтенант.
Калнышевского хорошо знали при Дворе. Не единожды он был главой казацких посольств как к Петру І, так и к Екатерине ІІ.
1762 год стал переломным в его судьбе - Калнышевского выбрали кошевым атаманом.
Первое атаманство
Петр Калнышевский, биография которого богата событиями исторического масштаба, был избран атаманом не единожды. Первая его выборная должность называлась так: «Кошевой атаман - кормчий всего войска». На эту должность казаки выбирали себе главу среди самых храбрых и умудренных опытом старшин.
В первый раз Калнышевский пробыл атаманом совсем немного. Его авторитет среди казаков был очень велик. Отстранила его от этой должности Екатерина ІІ как неугодного правительству.
Второе атаманство
Петр Калнышевский был настолько уважаем в казачьем войске, что казаки даже не побоялись нарушить указ царицы. Вопреки воле Екатерины ІІ, казацкая старшина опять избрала его своим кошевым атаманом. Случилось это в 1764 году.
Надо отметить, что, будучи атаманом, Калнышевский активно развивал на Запорожье скотоводство и земледелие. Он хотел увеличить количество населения этой местности и для этого помогал крестьянам, которые сбегали от своих хозяев. При его поддержке и участии казаки очень часто совершали набеги на татар, освобождая из плена своих земляков. Впоследствии атаман выделял для них земельные участки на Запорожье.
Благодаря Калнышевскому вскорости Запорожская степь обзавелась многочисленными новыми селами. Сам же Петр Калнышевский стал одним из самых богатых людей в Украине. Он был владельцем многих деревень и хуторов, полей и пастбищ, имел многотысячный табун скота.
Калнышевский вошел в историю и как известный меценат. На его деньги были возведены церкви и храмы в нескольких украинских городах и селах.
Калнышевский и Екатерина ІІ
Екатерина II сыграла огромную роль не только в судьбе Калнышевского, она приложила свою руку к разрушению всей Запорожской Сечи. Но об этом речь пойдет позже.
А пока известно, что в свое время Калнышевский, будучи в составе делегации запорожцев ко двору, воспользовался этой возможностью для того, чтобы познакомиться с российской аристократией и наладить дипломатические отношения с полезными для себя личностями.
Это привело к тому, что со временем Калнышевский Петр Иванович стал одним из самых богатых и влиятельных людей в Украине. Будучи атаманом, он даже был приглашен на коронацию Екатерины ІІ.
Его выступление очень понравилось и было отмечено царицей, однако это никак не повлияло на ее решение убрать Калнышевского с должности атамана казачьего войска (речь идет о первом снятии Калнышевского с должности). Одна из версий этого исторического события гласит о том, что царице не нравилось очень рьяное заселение кошевым атаманом земель Запорожской Сечи.
Когда Калнышевского избрали во второй раз, по приказу царицы было даже создано специальное отделение расследований, которое занималось расследованием причин такого дерзкого неповиновения царскому двору. Кто знает, чем бы закончилось это расследование и сколько голов «слетело бы с плахи», если бы не война между Россией и Турцией.
Русско-турецкая война
Царский двор понимал, что казацкое войско может оказать существенную помощь в победе над турками, мало того, именно казакам отводилась решающая роль в этой войне. Екатерине ІІ не оставалось ничего другого, как «закрыть глаза» на своевольное избрание казаками Калнышевского, она вынуждена была примириться с тем, что ее воля не была выполнена.
Это послужило тому, что, имея огромное влияние, а также богатство, Калнышевский неизменно оставался кошевым атаманом вплоть до последнего дня существования Сечи. Каждый год на протяжении 10 лет именно его выбирали атаманом.
А в войне России с Турцией казацкое войско проявило себя только с лучшей стороны. Царица была очень довольна и жаловала кошевому атаману военный чин генерал-лейтенанта. Помимо этого, атаман Петр Калнышевский получил звание кавалера ордена Российской империи - Андрея Первозванного.
Сечь: конец истории
Запорожцы были исправными воинами, они поддерживали Россию в войне с Турцией. Но при царском дворе отношение к ним было сугубо негативное: казаки считались мятежниками. Пока для России была угроза от татар, запорожское войско терпели и принимали, но после подписания мирного договора с Крымским ханством императрица приняла решение избавиться от казаков. Князю Потемкину был выдан указ об уничтожении Запорожской Сечи. Так, в мае 1755 года наместник Потемкина Текели окружил со своими войсками Сечь.
Когда на казаков были наведены пушки, их ознакомили с указом императрицы, в котором шла речь о том, что Сечь - это угроза для всей империи. Но царица возжелала быть справедливой, помня, какую помощь оказали казаки в войне с турками, она предлагала желающим остаться на Сечи покинуть военное ремесло и заняться земледелием.
На Казацкой раде, которою возглавил Калнышевский, было принято решение избежать кровопролитного сопротивления. Ведь совсем недавно казаки плечом к плечу воевали с русскими против татар.
Такое решение послужило тому, что Сечь была полностью разрушена и прекратила свое существование.
Дальнейшая судьба Калнышевского
Калнышевский Петр Иванович, биография которого свершила новый виток, был схвачен и доставлен прямо в Петербург. Бывшего атамана судила военная коллегия. За неповиновение приказам правительства его признали виновным.
Сейчас историки выдвигают версии, что причиной всему было то, что Калнышевский хотел стать основателем абсолютно новой Сечи, где казаки и вся старшина были бы верны только ему.
Калнышевского, которому на тот момент было 85 лет, приговорили к смертной казни. Сам Потемкин хлопотал за то, чтобы наказание заменили старому кошевому атаману на пожизненную ссылку в Соловецкий монастырь.
Соловецкий монастырь
Хлопоты Потемкина возымели силу, и Петр Калнышевский, последний кошевой атаман, был определенв тюрьму для особо опасныхзлодеев, которая находилась на территории
Поскольку атаман считался особо опасным для всей Российской империи преступником, его лишили права общения и переписки. Так, Калнышевский был заточен на целых 25 лет.
В то время как других заключенных этого монастыря охраняло 2 конвоира, Калнышевскому назначили 4. Ему было позволено покидать место заточения всего 3 раза в год, на большие религиозные праздники: Преображение Господне, Рождество и Пасху. В эти дни он посещал Богослужения.
Следует отметить, что Потемкин и Екатерина ІІ все-таки ждали, когда 85-летний старик покается. На его содержание выделялись немалые средства, он даже считался почетным пленником. Однако гордый кошевой никогда за время своего пребывания в ссылке не подавал никакого прошения ни императрице, ни ее наследникам. Мало того, имея крепкое здоровье, он пережил как Потемкина, так и Екатерину.
Освобождение
Петру Калнышевскому было 110 лет, когда внук Екатерины решил его освободить. Прежнему атаману было предложено самому выбрать себе место для дальнейшего проживания. Имея столь почтенный возраст, старик, хотя и был уже слеп, все же оставался при ясном уме. Он просто выразил свою благодарность за освобождение (заметьте, не без определенной доли иронии) и выразил просьбу в разрешении ему доживать в том месте, к которому он столь привык за 25 лет заточения.
Калнышевский: отношение к религии
Будучи кошевым атаманом, Калнышевский был очень религиозен. Возле себя он любил держать монахов, прислушивался к советам духовных наставников.
При жизни он был инициатором и строителем множественных храмов. На его деньги многие церкви обзавелись новой церковной утварью.
Будучи узником Соловецкого монастыря, он отличился своей набожностью и смиренностью.
После освобождения Калнышевский прожил еще 2 года. В 1803 году он был захоронен возле Преображенского собора, на территории монастыря. К сожалению, место захоронения доблестного атамана в первозданном виде не сохранилось, ведь в 30-х годах прошлого столетия на территории, где пребывал атаман, опять была возобновлена тюрьма, но в этот раз для врагов страны Советов.
Так как на месте захоронения атамана сидящие в тюрьме люди попросту садили огороды, могилу сравняли с землей. Со временем была найдена и восстановлена могильная плита с указанием, что на этой земле был захоронен Калнышевский.
Петр Калнышевский: канонизация
Благодарные потомки не забывают великого атамана. На месте его захоронения был возведен памятник с изображением лика кошевого.
13 ноября 2015 года Калнышевский, благодаря инициативе и стараниям Украинской Православной Церкви при Московском патриархате был канонизирован.
Отныне святой Петр Калнышевский почитается в день своего перехода в иной мир - 13 ноября. Согласно традициям православия, были разработаны специальные молитва и икона с ликом святого.
В канун проведения канонизации Петра Калнышевского и всея Украины Онуфрий обращался к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу с просьбой благословения на обретение мощей великого атамана и перенесения их на его родину - в Запорожье.
После этого съехавшиеся из 14 епархий священники отслужили богослужение, во время которого был канонизирован Петр Калнышевский. Мощи святого, по решению духовенства, будут находиться в Свято-Покровском кафедральном соборе.
Этому казацкому атаману суждено особое место в истории украинского казачества, истории Сечи, а значит - и Украине. Случилось так, что Петр Калнышевский (Калныш, ок. 1690-1803) оказался последним кошевым атаманом Запорожской Сечи, в последнее защитником ее традиций, ее рыцарства, самого ее существования.
Кошевым атаманом Сечи Калнышевский пробыл десять лет. Но можно сказать, что это была целая эпоха - эпоха Калнышевского - в существовании этого степного рыцарского Ордена, так же, как в свое время была эпоха Д. Вишневецкого, К. Гордиенко или Сирко.
Родом Петр Калнышевский с Полтавщины. Предки его по отцовской линии принадлежали начальнику Лубенского административного полка и назывались Калнишамя: то уже потом московские писцы "вихрестилы" кошевого на Калнышевского, видимо, для "аристократическаго благозеучия". Но Бог с ними, с писцами и их "благозеучием", они-то и кошевого атамана Григория Лантуха, для благозвучия, перекрестили были на Федорова, хотя казалось бы...
Калнышевский прожил долгую, полную приключений и рыцарского служения, казацкую жизнь. Известно, что за атаманит кошевого Григория Лантуха он был уже военным есаулом, то есть входил в ближайшее окружение атамана, и имел значительный воинский опыт. Это было время, когда, - так сложилось, - большой вред авторитету мочевого казачества наносили отряды гайдамаков и мелкие шайки, которые никому не подчинялись и зачастую не признавали никаких норм
человеческого общежития. Время от времени прибегая к примитивному грабежа и массовой резни, они называли себя при этом казаками, подрывая доверие к истинному казачества.
Чтобы положить конец разбоем хотя бы тех старший гайдамаков, которые базировались на землях запорожского казачества, кошевой Мешок сформировал из желающих казаков то вроде карательного полка и, под руководством есаула Петра Калнышевского, послал его в рейд от Днепра до Буга. Там, на Буге, в районе современного Вознесенска, где всегда стояли сторожевые казацкие гарнизоны, Калныш-Калнышевский наткнулся на одну из многочисленных старший, принявшая бой в хорошо укрепленном лагере. И хотя бой был настоящим, однако, преодолев гайдамаков, есаул большую часть из них просто отпустил на все четыре стороны, велев никогда больше не соваться на казачьи земли.
Но это, как уже говорилось, кошевому Куле и его сечевом обществу не помогло. Российские чиновники продолжали отправлять в Петербург письма, в которых обвиняли запорожцев, они подстрекают, вооружают и поддерживают гайдамаков. Чтобы выяснить это дело, казачество созвало в начале 1755 совет и решило послать в столицу России полномочную делегацию, которая убедила и гетмана Кирилла Разумовского, и императрицу, что гайдамака, и сам дух гайдамацкий, ничего общего с запорожским казачеством НЕ имеют. Так вот, одним из трех делегатов от казачества был П. Калнышевский.
Судя по всему, Калнышевский показал себя на переговорах неплохим дипломатом, поскольку через три года, когда стало понятно, что российское чиновничество способно лишить января последних земель (значительную часть их, к тому же, лучше, уже были отобраны), казаки снова сформировали делегацию, которую доверили возглавить именно ему. С чем же отправлялся Калнышевский в Петербург на этот раз? Официально он был осчастливить петербургское чиновничество еще одной "челобитной * кошевого атамана, а неофициально - поразить это чиновничество щедрыми подарками (" подношениями "), для которых в столицу гнали целый табун лошадей и нескольких верблюдов, а еще - везли бочки с рыбой и сумки с деньгами. Дожилося казачество наше украинское! Ранее отстаивало земли своими саблями, теперь приходилось отстаивать их взятками. А что делать? Просились же под высокую царскую руку - есть ее.
Лошадей и верблюдов Калнышевский раздал всем, кому было, но дело с места не сдвинулось. Почти год пришлось ему обивать пороги различных чиновничьих старший, хотя не раз аж руки чесались напасть на них с полком своих рубак, как это недавно наскакивал на ватаги гайдамаков. А иногда и самому хотелось отправиться в гайдамаки. Но... должен выполнять приказ общества.
На осень 1752 на Сечи сложилась достаточно напряженная ситуация. Кошевым мешок недовольны были и петербургское чиновничество, и казацкая беднота. Чиновничество жаловалось на то, что, мол, поддерживает гайдаматчине; беднота - на то, что гайдаматчине подавляет. Итак, собрали казаки совет и закричали кошевым Петра Калнышевского. Казаков - если считать и тех, что сидели по речным паланках - насчитывалось тогда более 20000. Это все еще была мощная сила, которая требовала к себе уважения и угрожала сама за себя постоять, когда кому-то там, в Петербурге, не понравится, что она все еще существует.
С такими настроениями и отправилась в столицу империи еще одна делегация - с взяточный лошадьми-верблюдами и с кошевым атаманом во главе. К тому же, возможность была уважительная: в России возводили на престол новую императрицу, Екатерину II. Коронация проходила в Москве. Хронисты утверждают, что, бросив взгляд на покосившиеся головы своих "верноподданих хохлов", императрица расчувствовалась и подарила кошевому медальку со своим портретом. А чиновники от имени передали Сечи новые клейноды, пожалуй, заранее зная, что вскоре сами же их и отбирать у кошевого, но к тому шло.
Несмотря на того "патрет" императрицы, его на нагрудном медальци привез их кошевой из Москвы, казаки тоже умилились. Но настолько, что начали сами себя спрашивать: или этого человека выбрали мы себе кошевого, братья, если императрица патретикы ему дарит? Или отстаивать он, с тем "патретиком" нося, права и вольности казацкой голытьбы? Подумали так, поскребли затылке и, на всякий случай, булаву кошевого в Калнышевского отобрали, чтобы снова передать ее Григорию Куле. Тот, вишь, без "патретика", так человек надежный.
Однако и он пробыл атаманом недолго, так как земли казацкие чиновничество российское как отсекало, так и отсекает. А кто-то же должен это злодеяние остановить. Казаки решили выбрать кого-то решительного и назвали ним Филиппа Федоровича. Но и он вскоре должен сложить полномочия. И в январе 1763 кошевым становится Калнышевский - во второй раз, и теперь уже надолго. Кстати, за несколько месяцев до его избрания Екатерина II, своим Указом, лишила булавы последнего гетмана Украины - Кирилла Разумовского, а чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос, вообще ликвидировала институт гетманства. Если учесть, что в пору своего правления К. Разумовский жил в основном в Петербурге, то становится понятным, что в его лице казаки потеряли теперь последнего, если не защитника, то по крайней мере представителя, а перед мелким чиновничеством - еще и заместителя. Следовательно, резко возрастала ответственность за судьбу казачества уже самого атамана.
Среди вождей и отряда давно жила традиция: сразу по номинации закладывать церковь, имея в виду при этом, что в тех церквях их и хоронить. Так вот, еще во времена первого своего атаманит Калнышевский построил на свои средства церковь в Лохвице, на Полтавщине. Но это был не последний его вклад в дело распространения православия. Через пять лет он, опять же "за свой счет, поставил каменную церковь Петра и Павла в Пределы-горном монастыре, а в 1770 года - церковь Святой Покровы в Ромнах, правда, здесь уже деревянную. Развивая эту тему, Д. Яворницкий отмечает, что, кроме такой, церковной развития, "тот же кошевой, по обету, посылал вклады в церковь Гроба Господня в Иерусалиме - чаши, дискосы, ложки, звезды из серебра, украшена снаружи *. А еще историк сообщает, что на свои деньги казаки удерживали госпиталь Межигорского монастыря.
На мой взгляд, эти сведения важны для нас уже хотя бы потому, что свидетельствуют:
казачество было не только военной силой, но и важным фактором общественно-политической и культурной жизни Украины, защитником православия, охранником украинских национальных и казачьих традиций. Все это и не нравилось императрице и петербургской-русски чиновничеству.
Но вернемся к делам греховных. В течение двух лет после избрания Калнышевского атаманом, русские чиновники упрямо измеряли и описывали земли казачества. С какой бы то чуда такое внимание и усердие? Все объяснялось просто: описанные земли, как правило, отдавали потом русским аристократам, отставным генералам и офицерам, новоиспеченным помещикам.
Чтобы помочь делу, Калнышевский прибегает к гениального плана: рассылает своих гонцов по украинским губерниях, приглашая безземельное и малоземельное городское казачество переселяться за низовье Днепра, на территории сечевых Паланок, и таким образом "залюднюваты" исконные сечевые пространства. Согласитесь, что это было действительно государственное решение, только так украинские казаки могли спасти свои
земли от окончательной русской колонизации, а следовательно, сохранить их для Украины. И хотя эти меры вызвали новую волну недовольства в Петербурге: "Какпасмели? Кто пазволил?!" -все же тысячи украинских семей успели перебраться на Запорожье, и под защитой казацких полков поставить себе хутора, слободы и даже небольшие города.
О том, как реагировали на эти действия Калнышевского российские чиновники, свидетельствует хотя бы тот факт, что они подали императрице специальную докладную записку,
в которой доказывали, что казаки для того ударились "в земледелие, чтобы экономически зависеть от Российской империи", а следовательно, в дальнейшем и отделиться от нее. Обратите внимание, уже тогда российское чиновничество было твердо убеждено, что это Россия кормит хлебом Украины, и очень опасалось - ну, совсем как в наше время, независимой Украины, - чтобы украинцы, не приведи Господи, не почувствовали себя экономически независимыми от России.
1766 Калнышевский снова поехал в Петербург, пытаясь прекратить растяжения казацких земель, но это ничего не дало. Переговоры были тяжелыми и почти безуспешными. Хотя царская бюрократия и соглашалась, что с этим делом - с отбором земли - не следует особенно торопиться, чтобы не провоцировать казачество на бунты. Насколько продолжительными и сложными были эти переговоры, убеждаемся из того факта, что делегация потратила на них все запасы собственной, из Украины привезенной, водки и отправила на Сечь будущего атамана черноморских казаков Антона Головатого по новым 50 ведер водки, без которой и приступа не было до чиновников, а еще - "для собственного их употребления".
Но это мы несколько отклонились.
Порабощенный украинский народ уже восстал на борьбу. По обе стороны Днепра возникали отряды, доказывали свою правду силой оружия. На этой волне, на Правобережье большого развитию приобрел повстанческое движение под названием "Колиивщина". Однако кошевой атаман Калнышевский не спешил поддерживать его, хоть повстанцам и сочувствовал. Это дало основание казакам обвинить его в Раде (26 декабря 1768) в том, что он отрекся казацких традиций, не поддержал повстанцев, а следовательно - и народ. Гнев казацкой голытьбы был таким большим, что на Сечи начались погромы, а сам Калнышевский лишь чудом спасся от дубинок и сабель: переоделся и с несколькими товарищами бежал лодке к Кодака.
К счастью, на Сечи остался поп, который был сторонником Калнышевского. Он сумел убедить казаков, своим бунтарством они ничего не добьются, только навлекут гнев императрицы, а она пошлет войско. Лучшего же за Калныша кошевого все равно не найти. И казаки опомнились, послали к Кодака гонца: "Вернись, отец! Бывает.., погорячились, черт подери".
Поскольку Калнышевский и сам не раз так горячился и за саблю хватался, то быстро пересердився и тоже признал вину перед обществом. Пока казаки ссорились и мирились, началась (1769 г.) русско-турецкая война. И пришлось им - по приказу императрицы - отправляться в поход. Кстати, накануне официального объявления войны, крымский хан Керим Гирей обратился к неожиданному рыцарского жеста: освободил из неволи всех запорожских казаков и чумаков, которых только разыскал в Крыму. Просто так, без выкупа, в знак дружбы. Конечно, надеялся на благодарность казаков. На то, что они не будут затрагивать татар, не будут нападать на мирные улусы во время русско-турецкой войны, о приближении которой хан уже знал.
Воспроизведение участия казаков в этой войне заняло бы слишком много места, поэтому оставим его писателям и баталист. Я лишь коротко скажу, что весной сечевики снарядили большого, - на 38 чаек - казацкую флотилию и взяли под свой контроль устье Днепра и лиман. Большая часть - около 8000 казаков, во главе с Калнышевским - отправилась по приказу, к крепости Святой Елизаветы. Что они имели там делать, казаки так и не поняли, поскольку к штурму дело не дошло, зато быстро поняли другое: своим выходом из Сечи они позволили татарам вырубить четыре большие паланки (своеобразные казацкие сторожевые заслоны, занимали определенные территории, имели своих местных атаманов, но были подчинены кошевому).
За два года войны казакам пришлось повоевать и на Днепре, и на Дунае. Не менее героически сражались они и на море, топя и разгоняя турецкие эскадры. Между прочим, российского флота на Черном море тогда еще не существовало, действовал только флот украинский. Это я к тому, что теперь московские "знатоки истории" убеждают весь мир, что "украинскаво флота на Черном море Никогда не существовало". Заслуги казаков были такими, что в января 1771 г. года Екатерина II наградила кошевого Калнышевского еще одним своим "nampe-том", в форме медальки, обсыпанной самоцветами. Такими же наградами отмечены и большую группу казачьих офицеров.
И война на этом не закончилась. Казаки и дальше погибали на всем пространстве от Азовского моря до Дуная, зато казачество как таковое входило в моду. Самые влиятельные аристократы Петербурга начали записываться... в казаки! Как когда-то записывались в них польские аристократы. Дошло до того, что "казаком" стал даже фаворит императрицы Потемкин, и общество подобрали ему "аристократическое" прозвище -Грицько Нечеса, то есть нечесаный (князь, как и все тогдашнее большое господа, носил парик). А что? Ник как прозвище! Князю еще И повезло, потому что при хорошей порции водки казаки могли еще и не такое придумать.
А тем временем хроника войны 1773 просто-таки поразительна. Отмена Калнышевский с пятью тысячами своих рыцарей бьется под Очаковом. Полковник Колпак громит турок и татар в районе Кинбурна. Казацкий флот во главе с отаман- "адмиралом" Путешествие отправился до румынской Силистрии. Нагнав незаурядного ужаса на турецких моряков, он высадил десант и помог графу Румянцеву взять штурмом самую Силистрию.
Растроганный таким подвигами, князь-казак Нечеса подарил сечевикам 38 котлов, чтобы все 38 куреней имели во многом варить тюрю.
Но, принимая в дар котлы, Калнышевский еще не знал, что в это время в Петербурге императрица с этим же Нечеса-Потемкиным заваривают собственную кашу... Только Россия подписала с Турцией Кючук-Кайнарджийский мирный договор (июль 1774), как российский правительство отрезал от Сечи и присоединил к России все земли Прогноивской паланки, которая, кроме всего прочего, имела соляные копи. А чтобы уже окончательно отблагодарить казакам за их верную службу, огромные, испокон веков казацкие территории по рекам Каменке, Белозерке, Конка и Рогачике россияне передали Крымскому ханству, которое Россия признавала за независимое государство.
Вот вам и "патретикы с самоцветами", черт их материи
Зато Григория нечестие, который слишком "щедро" поблагодарил казакам за верную службу, назначают генерал-губернатором Новороссийского края. После чего Сечь, с ее казаками и всевозможными паланками, стала "без надобностей" Еще дважды казацкие посольства бросались от одного высокопоставленного чиновника - ко второму, еще более высокого. Гоняли к тому стольного проклятых и лошадей татарских, и верблюдов, и бочки с рыбой. А все не могли взять в себя: того, чего не попали защитить саблями, взятками от чиновничества не спасешь...
А чтобы в дальнейшем казаки со своими делегациями-депутации НЕ надоедали, императрица издала в апреля 1775 года Указе * согласно которому нечестие велено было запорожских казаков разоружить, а Сечь раз и навсегда разрушить. Для выполнения этого приказа Потемкин послал против украинских казаков 66-тысячную армию под командованием генерала Текели1 - серба по национальности - и двадцатитысячном войско князя Проза-Петровский. Шестью колоннами двинулась вся эта орда на Украине, на Сечь. Готовились к походу, как к настоящей войне. Взяли с собой 50 пушек и большой отряд донских казаков, которых имперские чиновники, видите ли, не беспокоили, - уничтожали только казачество украинское.
Выдвигать какие-то претензии к своим предкам - бесполезно. Но все же должен изложить то, чего до сих пор в адрес кошевого Калнышевского никто не высказывал, - свое решительное солдатское возмущение.
К какой же боевой бездарности надо доказать некогда могущественную военную организацию, которая называлась Сечью, чтобы 86-тысячное войско русских увидеть только тогда, когда оно одной темной ночи окружило сечевую крепость! Я считаю, что такого позора украинское казачество не испытывало за всю историю своего существования. Это же надо было довоюватися Калнышевскому и его офицерам, чтоб не иметь ни передовых разъездов, ни разведки, ни должным отлаженной охранной службы, и так, позорно, дать себя окружить! После этого кошевой атаман Калнышевский, по канонам рыцарской чести, должен сделать себе харакири, или хотя бы пустить себе пулю в лоб, и все офицерство - посыпать голову пеплом и повмираты от позора.
Вот как описывает, ссылаясь на тогдашних летописцев, этот стыд казацкого войска А. Кащенко в своих "Рассказах о славном войско Запорожское низовое":
"25 мая года 1775-го все пять отделов русского войска неожиданно для запорожцев двинулись на запорожские земли. А ночью 4 июня генерал Текелий приблизился к Сечи, осадил ее своим войском, повиставляв в нескольких местах пушки и через Камбаш подошел почти к самых окопов. В Сечи той ночи все спокойно спали, потому что никто не ожидал ни с какой стороны бедствия, и только миром, увидев белые палатки русского войска и приведены на Сечь черные пасти орудий, запорожцы засуетились, как муравьи в муравейнике. Кто был простой, то думал, что снова начинается война с турками, и запорожцы должны идти вместе с государственным войском, но старые запорожцы печально покивали седыми хохлами: "Не на турок смотрят московские пушки", - говорили они ».
Примерно такие же описания находим и в других историков и летописцев. И все они жалобно стонут о судьбе Сечи. Конечно, жаль, что Сечь разрушили. Но еще раз позволю себе задать вопрос: "Чего стоит войско, на представления не имеет о том, что через территорию Украины, шестью колоннами, в течение почти 10 дней, движется на него огромная армия Чего стоит войско, - призвано охранять южные границы Украины и, кроме чисто Сечи, запосидае своими паланками еще определенные (и довольно значительные) территории, - спокойно дает себя окружить Каким сном может спать многотысячное войско, чтобы, проснувшись утром, разглядеть вблизи своих окопов менее шестидесятитысячного армию, которая уже порозпинала палатки, нацелила на Сечь пушки и варит себе кашу! Почти под самыми казацкими окопами?! "
Пусть обвиняют меня современные патриоты камнями, но я считаю, что такое войско уже просто не имело право на существование. По крайней мере, с такой военной организацией, которая была в нем на июнь в 1775 году. Поэтому со всей уверенностью говорю; разрушения Сечи, вся операция наступления российских войск на Сечь - это не только трагедия украинского казачества и Украины, это еще и военная позор. Ведь российские войска наступали со всех сторон, и так же январе могли окружить татары, турки, поляки, ногайцы - кто угодно! А она спала...
Калнышевский со всей своей запорожскими старшинами находился тогда, как известно, на службе в Российской империи. По законам любого государства, в том числе и российской, генерала, допустил такой халатности, его войско так себе, спокойно, окружила ночью многотысячная армия и попидтягувала свою артиллерию почти вплотную к его шанцев, а он узнал об этом только на утро, - такого генерала следовало, если не расстрелять перед строем, то хотя разжаловать до рядового.
В конце концов, именно это русские и сделали. Только не из соображений укрепления дисциплины в инспектируемых подразделении. Российская армия прибыла на Сечь не для инспекции, а с заранее спланированным намерением: подразделение этот уничтожить, смести, как говорится, с лица земли. Несмотря на все его боевые заслуги.
Утром Текели прислал полковника, который пригласил кошевого и всех офицеров к русскому лагерю. Только тогда Калнышевский созвал на площади совет, чтобы решить, что делать: идти или не идти старшине к генералу Текели; защищать января или сдаваться без боя? Согласитесь, такой совет под дулами пятидесяти пушек и цевья нескольких тысяч ружей было достаточно забавно. Особенно, когда кошевой спросил казаков: "Что делать, общество: отдадим января солдату, не отдадим?".
Большинство, конечно, крикнула: "Не отдадим!» -! бросилась к "пушечные * по ружья и порох... Но Калнышевский и казаки, которые его поддерживали, запретили открывать арсенал. Да и сечевой духовник-архимандрит Владимир Сокольский тоже уговаривал казаков не браться за оружие, не проливать кровь христианскую. Хотя наверное знал, что, ворвавшись на Сечь, россияне будут вести себя не по-христиански, как знали это и казаки. В конце концов, дошло до навкулачок, течение которых россияне видели с большим интересом. Некоторые из казаков даже взялся за ножи и сабли.
В конце концов, те, кто готов был погибнуть в бою, но не опозорить казацкой чести, понять: для того, чтобы добыть пушки и выставить их на позиции, сначала нужно перебить многих своих офицеров, а также казаков, которые их поддерживают, то есть прибегнуть к самоуничтожения. И тогда над Сечью раскинулось: «На Дунай! В турка!" Ненависть среди простого казачества к русским была такой, что подавляющее большинство сечевиков соглашалась подчиняться злейшему врагу - турецкому султану и его пашам, лишь бы не подлежать коварному русскому царю и его беспардонным чиновникам. Такой она была - правда жизни, и никуда от нее не денешься.
Только зашла на вечер, казаки - а их было пять тысяч ~ поперевозилы к плавней, на реку Подпольная, свое имущество, припасы и оружие, и - по одной из версий, в ту же ночь, перед рассветом, а по второй - переждав несколько дней в плавнях, между лесистыми островами, - пошли к устью Днепра, а оттуда отправились в Днестровского лимана, под стены Белгорода, и дальше, к Дунаю.
А что случилось с теми тремя тысячами оставшихся? им пришлось сложить оружие. А потом уже - кого ковали в цепи, кого вели к присяге, как солдат ее императорского величества. Сам Калнышевский - по свидетельствам летописцев - нацепил на шею медальку с "патрет" и самоцветами, взял хлеб-соль и, вместе со старшиной, не пошла на Днестр и Дунай, - пошел кланяться генералу Текели. Но генерал поклонов не признавал. Он немедленно приказал взять Калнышевского, военного писаря Глобу и других старшин под стражу, заковать в кандалы и отправить в столицу.
Вбежав на Сечь, российские войска повели по-варвар-ски: ободрали церковь, ограбили казну, схватили все, что только можно было схватить, а спустя все здания, в том числе и церковь, разрушили и сожгли. Когда Екатерине II доложили об этом, она издала специальный Манифест: Сечь уже в конец разрушена - с истреблением на будущее время и самого Названия запорожских казаков.. ".
Кстати, сам тот факт, что пять тысяч казаков смогли почти из-под носа готового к сокрушительному боя войска выбраться из Сечи, повиноситы свое имущество и боеприпасы в плавные, а оттуда организовано отступить в низовья Днепра, свидетельствует, что гарнизон Сечи - восемь тысяч воинов-профессионалов, не лучших воинов Европы, - даже пропустив врага, утром мог дать ему бой, как уже не раз давал туркам, татарам и полякам (как, впрочем, дал его россиянам в первую разрушения Сечи), 2 и держаться в своих окопах еще долго. Чтобы потом с достоинством погибнуть, или отойти - но тоже с боем и достоинством. Потому что то, что случилось на Сечи 4-5 июня 1775 - действительно позор. Рыцари казацкого Ордена, которыми считали себя сечевые казаки, на должны были допустить, чтобы их так не по-рыцарски унизили.
А как повели россияне а бывшим кошевым Петром Кал-нишевським? Почти год его продержали в московской тюрьме, а затем переправили на такие знакомые украинском всех покалнишевських поколений Соловки. Там, в подземелье, под башней Соловецкого монастыря, его держали целых 25 лет! Можно только удивляться, каким мощным был организм этого украинского козарлюги, если при таких нечеловеческих условиях - без света, без общения, без движения, в холоде и сырости он прожил 25 лет! Только 15 марта 1801 император Александр I, наконец, освободил его из тюрьмы.
Вот как рассказывает дальнейшую судьбу кошевого один из ведущих наших историков Михаил Грушевский: "Но наиболее было странное, что тех старшин, убеждали казаков не противиться, а покориться царской воле, арестованы и развезено по монастырям в тяжелое ссылки. Долго даже не было ничего конечно о них думали, что они пропали. Только потом оказалось, что Калнышевского сослали в Соловецкий монастырь, на Белом море, и он там, запертый в уединенной келье, не видя человеческого лица, прожил еще целых двадцать пять лет, Очевидцы-паломники, что видели его в первые годы XIX в., рассказывали, что его выпускали три раза в год в монастырскую трапезную с одиночной келье - тюрьмы: на Рождество, Пасху, Спаса. Он спрашивал у людей, кто теперь царем и все ли хорошо в России. Но сторожа не позволяли много разговаривать. Похудел и ссохся от старости, был весь седой, но одетый по казацки, в синий кафтан китайчатых, с двумя рядами пуговиц. Умер 1803, имея сто двенадцать лет. Перед тем 1790 умер военный писарь Глоба, сосланный также в один северный монастырь, и судья Павел Головатый - в Сибири, в монастыре Тобольске ".
Данную цитату я привел еще и потому, что срок ссылки и, особенно, срок пребывания в Соловецком подземелье различные исследователи определяют по-разному. Дмитрий Белый в своем исследовании "Малиновый клин" утверждает, что Калнышевский находился в келье-тюрьме 28 лет: "Самое трудное было славном кошевому Петру Калнышевскому - 28лет просидел он в каменном мешке Соловецкого монастыря и умер там, прожив сто двенадцать лет" .
Но, как уже говорилось, император Александр I освободил
Калнышевского из тюрьмы в марте 1801 года года. А арестован он был летом тысяча семьсот семьдесят пять, потому почти год провел в московской тюрьме, то есть Д. Белый ошибается: 28 лет пробыть в заключении на Соловках Калнышевский никак не мог. Другое дело, что, уже имея - по крайней мере формально - возможность вернуться в Украину, Калнышевский добровольно оставался в монастыре. Почти слепой, в землю в изнеможении и знемичнилий - он чувствовал, что не способен преодолеть далекий путь в Украину, и предпочел остаться монахом монастыря. Так, в рясе, он прожил еще два года, и в самом деле, как считают, умер в 112 лет. Вот уж действительно казацкий закалка, казацкая сила и казацкая воля Пожалуй, нам, казацким потомкам все же следовало бы перевезти его прах из монастырского кладбища Соловецкого и на родную Украину.
Вот такая она, печальная и трагическая, история разрушения Сечи и уничтожение запорожского казачества, и связанная с ней судьба кошевого атамана Петра Калнышевского.
